История Российской научно-популярной прессы в социально-культурном контексте. Коллектив авторов
распространенных в деревнях, и сбережение здоровья[46].
Но и во второй половине XIX в. научная мысль в России, научная популяризация сталкивались со значительными препятствиями со стороны цензурных ведомств. Показательны в этом смысле примеры ситуаций с запретами печатной и рукописной продукции издательства «Посредник», редакция которого даже выработала специальную политику взаимодействия с цензурными комитетами[47], в результате чего «Посредник» и в условиях жесткого цензурного режима мог успешно функционировать. В 1894 г., например, издательство выпустило 107 названий народных книг и вышло на второе место в стране (после огромного сытинского предприятия) по числу наименований изданной народной книги и на третье место – по тиражу[48].
Интересна для нашего исследования и борьба внутри самого цензурного ведомства вокруг проблем распространения в стране иностранной литературы, в которой часто бытие осмысливалось с материалистической точки зрения. Один из наиболее важных принципов Комитета цензуры иностранной (КЦИ) под руководством Ф. И. Тютчева явно приходил в противоречие с существовавшими в России установками. Он сводился к тому, чтобы как можно меньше запрещать иностранной литературы, ввозимой в Россию. В отчете КЦИ Главному управлению по делам печати за 1866 г. объясняется: «Но как умственный уровень с каждым годом возвышается, то естественно, что цензурные действия должны быть весьма осмотрительны и уже никак не иметь характер чисто запретительный, как это было в прежние годы»[49]. При этом Тютчев считал, что лучше дать слово критике сомнительного сочинения, чем его запрещать.
Интересно в связи с этим принципом разъяснение в отчете за 1870 г. по вопросу, почему КЦИ стал меньше запрещать философской литературы. Три основных философских школы – рационалистов, материалистов и позитивистов – «имели огромное влияние» в 1860-е годы. «Смелые идеи, развиваемые такими писателями, как Фейербах, Шопенгауэр, Бюхнер, Конт и их последователи, – отмечается в отчете КЦИ, – читались с величайшим любопытством, проникали везде и повсюду. Цензура должна была поэтому действовать тогда строго…»[50]
Действительно, еще в 1852 г. цензура запретила как «весьма опасное» сочинение «Лекции о сущности религии» Л. Фейербаха (Лейпциг, на немецком языке). Синод считал, что Гегель и Фейербах «больше нанесли вреда христианству своими языческими идеями, нежели все безбожники-энциклопедисты прошлого столетия»[51]. Работы Фейербаха в России были запрещены и к переводу. В годы Первой русской революции цензурная плотина была взорвана, и многие труды ученого («История новой философии», «Теогония», «Сущность христианства» и др.) были переведены и изданы. После 1910 г. по решению цензурного ведомства они были уничтожены[52].
Синод в борьбе с материалистическим научным направлением нашел своеобразный прием: он стал использовать труды оппонентов по-своему. К примеру,
46
47
Подробнее об этом см.:
48
Книга в России: 1891–1895. СПб., 1997. С. 173.
49
РГИА. Ф. 779. Оп. 1. Ед. хр. 237. Л. 61. Подробнее об этом см.:
50
РГИА. Ф. 779. Оп. 1. Ед. хр. 237. Л. 61.
51
Там же.
52
Л. Фейербах и царская цензура. Публикация И. Ф. Ковалева // Вопросы истории религии и атеизма. Вып. 12. М., 1964.