Боярин Волк. Живи, брате!. Геннадий Антонов
в низенькую дверь первым Русин.
– Здрав будь и ты, – кузнец прищурился, пытаясь разглядеть вошедшего. – О-о, Русин Боримирыч, – узнал он дядьку-пестуна. – А кто это там с тобой? Чужой, что ли, кто?
– Да нет, то боярин молодой, – усмехнулся Русин. – Не признал? Да и не мудрено, сам бы не признал, коли бы из сечи на руках домой бы не вёз да целыми днями не молился о здравии. Слава богу, Русава с нами была, а то бы…
– Здрав будь, боярич. Прости, не признал, – поклонился кузнец.
– Да я и сам себя едва признал нынче утром, когда умываться стал. Здрав будь, Назарий, – поклонился Сергий.
– Вы с делом каким али так, мимо ехали?
– С делом Назарий, с делом, не просто так. Дочку твою привезли обратно да и к тебе не без дела зашли. Глянь-ка, – выложил на стол доспех Русин, – что тут можно сделать? Или лучше сразу новый купить?
– Да-а, – полез чесать маковку кузнец, взяв в руки доспех, – досталось. Много чего я в жизни видал, но чтобы зерцало в обратную сторону вывернулось, доселе не приходилось. Это чем же тебя так? Неужто топором?
– Да, топором, – кивнул Сергий. – Копьём бы пробили, к бабке не ходи. Метнули, правда, когда я падать начал, оступился, вот и…
– Повезло тебе, боярин, выдержало оно, может, потому и жив остался. Но в груди, небось, если не дырка с кулак, так уж трещина знатная?
– Шкуры кусок, с ладонь примерно, содрало, слава богу, не совсем. Видишь, на зерцале вмятина какая, вот обратной стороной-то и содрало. Грудина тоже треснула, но, на моё счастье, не на всю длину. Ну и отшибло всё внутри, ясное дело. Не зря же я дней пятнадцать в беспамятстве был! Спасло же меня то, что я в тот момент, как уже говорил, оступился и, потеряв равновесие, стал падать назад. Меч, что в доспехе супостата застрял, и его за мной потянул, тут в меня топор и врезался. Я и сам кувырнулся, и меч выпустил, и из-за падения назад удар-то и смягчил, и не помню больше ничего, свет померк. А вот тот доспех, в котором меч застрял, – сказал Сергий (и Русин выложил его из мешка). – Его потом дядька Русин едва выдернул, но зазубрина знатная осталась.
Сергий вытащил из ножен меч и положил на наковальню.
– А меч-то, боярин, у тебя не простой, редкий. Прямо скажу, меч, – прицелился глазом кузнец, – тройной закалки. А вот зерцало на этом доспехе лучше оказалось, – покачал он головой. – Гляди, прорублено только на глубину зазубрины на мече, и буде защищало бы грудь до плеч, не одолеть бы тебе супостата. Даже и не знаю, что сказать. Никогда допрежь булатного доспеха не видел, но он и не больно похож на булатный: и рисунка на нём нет, как на булате бывает, и цвет необычный, светло-серый, даже в голубизну, и ни ржавчины нет, ни следов её удаления. Опять же, никаких следов окалины, как будто его отливали или он только из-под молота. Но поверхность такая, что я и не знаю, как его и обрабатывали-то. Даже не буду и пытаться угадать, сколько он стоит, и прикидывать, кому мог принадлежать. Непростой то был человек! Ох, не простой смертный! За такого мстят потом долго и упорно, пока своего не добьются, так что, может,