Веснушка. Сесилия Ахерн
контора. Кофейни потихоньку просыпаются. Но Спеннер опережает их каждое утро.
На другой стороне улицы, в кафе «Хот-дроп», девушка выставляет грифельную доску с рекламой омлета и морковного пирога. Медленно, но уверенно она дополняет меню все новыми пирожными. Раньше тут продавались только тосты. Удивительно, зачем она вообще старается, у него все равно лучше. Спеннер наблюдает за ней, прищурившись. Она с тревогой машет ему, он кивает едва заметно, затягиваясь сигаретой и прикрывая глаза.
– Сегодня пятница, – говорит Спеннер, выпуская дым из уголка рта и произнося слова так, будто у него случился инсульт. – Вечером сходишь куда-нибудь?
– Да, – говорю я, повторяю ложь, которая началась с Бекки.
Я уже решилась, осталось только придумать, куда пойти. Я спрашиваю, какие у него планы на выходные.
Он оглядывает улицу, словно на дворе 1950-е и он преступник, который готовится к ограблению.
– Схожу к Хлое.
Хлоя – мать его дочери, Хлоя – женщина, которая не разрешает ему видеться с дочерью, Хлоя, которая вечно сидит на диетах, но не худеет, не может жить без солпадеина, Хлоя чудовище. Он затягивается сигаретой, втягивая щеки.
– Я должен поговорить с ней и положить этому конец. Она обязана меня выслушать, лицом к лицу, один на один, чтобы никто не встревал со своим мнением и не сбивал ее с толку. Как ее сестры. – Он закатывает глаза. – Ты же меня понимаешь, Веснушка. Она будет в «Пилоте» на празднике в честь крестин, и, если я случайно окажусь поблизости, почему бы мне не зайти туда, я и раньше там бывал, мой друг Даффер живет за углом, вот я и схожу вместе с ним, возьмем пару пинт, честно, без обмана, так что ей придется поговорить со мной.
Я никогда не видела, чтобы кто-то вдыхал табачный дым, как он, долго и глубоко, чуть ли не четверть сигареты зараз, а потом только смахивает пепел. Вот сигарета полетела прямо под ноги женщине, она фармацевт, я ее узнала, она водит синий «фиат» и паркуется возле замка Малахайд. Она вскрикнула от неожиданности – сигарета чуть не попала в нее, и сердито смотрит на него, затем, испугавшись его роста и выражения лица – с таким пекарем лучше не шутить, – идет своей дорогой. Свистун недовольно присвистывает, – половина чинарика пропала почем зря, – затем, шаркая, подходит к еще не потухшей сигарете, выуживает ее из кювета, и возвращается на свою картонку.
– Ах ты, крыса, – говорит ему Спеннер, но дает ему новую сигарету, прежде чем вернуться в пекарню.
– Будь осторожнее, Спеннер, – предупреждаю я озабоченно. – Прошлый раз, когда ты виделся с Хлоей, ты поругался с ее сестрами.
– Три уродины, – говорит он. – Вместо лиц капуста квашеная.
– И она пригрозила тебе судебным запретом.
– Да она и слов таких не знает, – смеется он. – Все будет хорошо. У меня есть полное право видеться с Арианой. Ради этого я готов на все. И если быть паинькой – последняя надежда, значит, буду паинькой. Я умею играть в эти игры.
Пассажиры утреннего поезда хлынули со станции на