Русланиада. Владислава Николаева
словно идолы, что заменяли священные лики, надышали могучими божественными лёгкими.
Базааф не веровал, по крайней мере не в этих суровых низкорослых божеств-работяг. Некоторые вещи он просто знал. А некоторые желал проверить, чтобы знать точно.
Юрик предстал перед истуканом без молельного трепета – принялся досуха тереть лохматую голову.
– Веруешь? – насмешливо скривил рот Базааф.
Невнимательный Юрик кажется лишь теперь сообразил, где находится, и уставился на неодобрительно поглядывающего свысока истукана. Посидев так некоторое время, юнец продолжил как ни в чем ни бывало тереть мокрую шею и грудь в вороте сырой насквозь рубахи.
– Мне до сих пор не везло в море, – после долгой паузы серьёзно сказал парень.
Базааф задумчиво посмотрел на него – Юрик сосредоточенно вытирался, словно это требовало всего его внимания.
– Его, – парень кивнул на безымянного истукана, – принято благодарить за удачу на глубине.
Базаафу в тот день была судьба всё больше и больше расстраивать несчастного сироту, под конец ему и самому стало не по себе от собственного неловкого неумышленного злодейства. Стараясь сгладить вину, горец развернул на скамьях прихваченную с пола одёжку парня.
Юрик до самого вечера не проявлял своей обычной жизнерадостности, и встреть его кто, хорошо с ним знакомый, непременно бы заподозрил неладное. Но Базааф до самого вечера просидел в молельне с неотлучным Юриком. Парень сох, Базааф молчал. Базааф молчал часто и долго, Юрик не любил тишины. Снаружи продолжал упорствовать дождь. Юрик сиротливо обнимал себя за худые холодные плечи.
Нирга и Марла так и не добрались до горца, и возмездие не свершилось. Дальше всё зависело от того, останется ли Юрик здоров либо же свалится с мерзухой.
Шансы первого и второго варианта в глазах Базаафа были равны. Молод, но тощ, к тому же недавно сурово болел. Одна нога Юрика была в гробовой яме, а другая стояла на твёрдой земле. Базааф был недоволен собой. Кажется, он и впрямь допустил ошибку.
Глубоким вечером, думая, как сгладить всё сказанное и содеянное за день, горец бросил наудачу:
– Есть хочешь?
Юрик молчал. Его взгляд в задумчивости или же в оцепенении застыл на одной точке. Потом, подтягивая к самому подбородку углы простыни, он всё же кивнул. Движение далось с трудом, и Базааф в тот же момент со всей ясностью понял, что парень болен.
Как бы то ни было, он был голоден, и одежда здорово подсохла в тепле. Базааф проявил чудеса терпения, поджидая медлительного дрожащего Юрика, ковыряющегося непослушными руками в не менее непослушных рукавах и уворачивающихся пуговицах.
В темноте, подсвеченной лишь слабым светом из оконец, они дошли до массивного амбара Морских собраний. Амбар не закрывался до ночи, и как всегда изобиловал тружениками, вернувшимися пяток рюмочек наливки назад из портика.
В дверях они столкнулись с Кифом. Молодой капитан озорно подмигнул. Базааф не стал говорить, чем кончилось плавание,