Страшная граница 2000. Вторая часть. Петр Илюшкин
нам злые старушенции не дали.
Обманули, старые перечницы! Отстучав «куда следует», они злорадно передали нас детдомовской воспитательнице.
Очевидно, старые злобные эНКаВэДэшницы имели договор на отстрел детдомовской «шпаны».
И вот гестаповка держит меня на весу и трясёт, как грушу.
Огромной, как лопата, лапищей резко бьёт по моей непокорной стриженой головушке:
– Молчишь, старая сука!?
Двухшереножный строй испуганно замер.
Застывший тягучий испуг тишины неожиданно прорезал тоненький девичий голосок:
– Не бейте его!
Ошалевшая от такой наглости домомучительница разжала бульдожью мертвую хватку.
Я плавно десантировался с двухметровой высоты на пол.
– Шалава, бл..дь! – рыкнула гестаповка, выдёргивая мою подружку Оксанку.– Блядища, бл..дь! Голос, бл..дь, подавать?!
И Оксанка, моя смелая заступница, оказалась на моём месте – под самым потолком узкого сумрачного коридора детдома.
Злобное жирное чудовище уже занесло свою боксёрскую мощную щупальцу.
Сейчас будет удар! Что делать?!
Резко подпрыгнув, я ринулся на помощь.
Был единственный способ помочь. Мне, маленькому худенькому мальчишке, он сразу пришёл на ум.
Мои острые злые зубки впились в жирную волосатую ляжку «мамы» -домомучительницы.
– Бл..дь! Сука, бл..дь! – взревел мотор фашистского танка.
Выпущенная на свободу, моя Оксанка десантировалась с двухметровой высотищи.
Ужасный вихрь опять подхватил меня и бросил под самый-самый потолок:
– Волчонок, бл..дь! Щас я, бл..дь, тебя!
Но ударить гестаповка не успела.
Дёрнувшись, она завопила:
– Ай, бл..дь! Ай! Ай!
Моя Оксанка! Она впилась маленькими острыми зубками в жирную рыхлую ляжку воспитательницы.
Рёв злобного страшного рыкающего Минотавра хлестнул по узкому грязному коридору.
Дикий ужас разметал маленьких детдомовцев по щелям.
Гестаповка-«мама», продолжая дико реветь и материться, с трудом оторвала Оксанку от своей жирной вонючей ноги.
– Щас, бл..дь! – рыкнула она, хватая девчушку.
Держа нас за шиворот, на вытянутых толстых руках, домомучительница лягнула копытом дверь актового зала.
Швырнула нас на пол. Грозно рыкнула:
– Сидеть, бл..дь! Карцер, бл..дь!
Щёлкнул замок. Время остановилось.
Но тишины не было. Динамик громкоговорителя, устроенный под потолком, издавал бравурные торжествующие звуки. И радостный советский человек ликовал, радовался свободной советской жизни:
– Ширр-ррока страна моя ррродная,
Много в ней лесов, полей и р-р-р-ек.
Я другой такой страны не знаю-ю,
Где так во-о-ольно дышит челове-е-е-к!
Обняв мою милую подружку, я слушал стук её маленького смелого сердечка. И строил планы побега.
Когда слёзы перестали капать из прелестных голубых глаз моей Джульетты, я подошёл к окну.
Ага! На уровне