Свеча на ветру. Теренс Хэнбери Уайт
хохолок. Гавейн стал грузен, в рыжей шевелюре его появились поблекшие пряди. Волосы на висках пожелтели, как у хорька, еще немного – и они совсем побелеют. Гахерис приобрел сходство с Гавейном, во всяком случае большее, чем у всех остальных. Но копия вышла бледная: не такой рыжий, не такой мощный, не такой крупный и не такой упрямый. Правду сказать, был он малость глуповат. Гарет, самый младший в четверке родных братьев, до сих пор не утратил юношеского обличья. Походка его оставалась упругой – такой, словно ему нравилось ощущать себя живым.
– Ишь ты! – хрипло воскликнул Гавейн, переступая порог. – Уже пьете?
Он еще сохранял чужеземный выговор в знак пренебрежения к языку англичан, но думать по-гаэльски уже перестал. Вопреки воле Гавейна, английский язык его становился все совершеннее. Гавейн старел.
– Да ладно тебе, Гавейн.
Агравейн, знавший, что его привычка пропускать рюмочку-другую еще до полудня одобрения не вызывает, вежливо осведомился:
– Хороший выпал денек?
– Недурственный.
– Превосходный! – воскликнул Гарет. – Мы упражнялись в напуске верхом с помощью Ланселотова слетника, и она по-настоящему освирепела. Я и не думал, что она сумеет взять добычу без притравы! Гавейн управлялся с ней просто великолепно. Она пошла вниз, не помедлив и секунды, словно всю жизнь только и делала, что била сверху цапель, описала отличный круг над свежими стогами у Белого Замка и ушла над ним аккурат на южную сторону дороги пилигримов. Она…
Гавейн, заметивший, что Мордред намеренно зевает, оборвал Гарета:
– Побереги дыхание.
– Хорошая вышла охота, – неловко заключил Гарет. – И поскольку она взяла добычу, мы решили, что можно дать ей имя.
– И какое же? – снисходительно поинтересовались двое.
– Ну, раз она родом с Лёнди, а стало быть, имя должно начинаться на Л, мы решили, что неплохо будет назвать ее в честь Ланселота. Например, Ланселотта или что-нибудь наподобие этого. Из нее получится первоклассная ловчая птица.
Агравейн взглянул на Гарета из-под приспущенных век и сказал, растягивая слова:
– Тогда уж лучше пусть будет Гвен.
Гавейн, выходивший в дворик, чтобы усадить птицу на колодку, вернулся назад.
– Брось, – сказал он.
– Сожалею, если сказал неправду.
– Меня не заботит, правда это или неправда. Я только одно тебе говорю: попридержи язык.
– Гавейн, – сказал Мордред, возводя глаза горе, – Гавейн у нас такой preux chevalier, что при нем дурных речей не держи, не то нарвешься на неприятности. Он, понимаешь ли, очень сильный и во всем подражает сэру Ланселоту.
Рыжий рыцарь с достоинством поворотился к нему:
– Не такой уж я и сильный и вовсе этим не пользуюсь. Я только стараюсь держать своих родичей в достойном виде.
– И разумеется, – подхватил Агравейн, – спать с женой Короля – самое достойное дело, даже если Королевская семья порушила нашу и заделала нашей