Вход в рай 2. Макс Максимов
государствами. Вместо того, чтобы объединиться и научиться создавать запасные части для наших тел, вы уничтожаете своих соседей, чтобы использовать их детали для восстановления своих организмов! Вы самые настоящие каннибалы! Собственно, как и весь современный мир!
Несколько секунд Мартин смотрел на Левия, сжимая пластиковые кулаки, а потом, швырнув приговор в сторону, произнес:
– Бросить еретика в котел!
Солдаты отпустили Соэ, и тот, прежде чем полностью погрузился в масло, успел выкрикнуть последнюю фразу:
– Вы все обречены на небытие!
Антон
Время неизвестно
Я вернулся домой около трех часов дня. Пошли они все! Третий месяц задерживают зарплату и кормят обещаниями! А я должен выполнять свои обязанности? Я понимаю, больные не виноваты, больным мы нужны, но я же не робот. Думаю, забастовка вскоре примет массовый характер. У людей уже нет сил терпеть все это. Какого черта я должен зимой ездить на работу на велосипеде? Еще и в метель. Я уже не говорю о том, что нам скоро нечего будет жрать. Это просто позор. Где такое видано было, чтоб государственным работникам не давали даже на проезд! Не страна, а цирк! Труженикам фабрик хоть товарами жалованье выдают, а нам, врачам, как быть? Хоть лекарства воруй да продавай! Зла не хватает…
– Антон, ты?! – крикнула мне Ева из комнаты. В каникулы приходилось оставлять дочь одну дома на целый день. Невзирая на ее диагноз, она была достаточно самостоятельна, чтоб обслуживать себя, но все равно мне это не нравилось. В учебное время дочка оставалась на продленке в школе, где за ней присматривали специалисты. Я уже два раза писал заявление на нового робота-сиделку, но из-за чертовых новых законопроектов я чую, мы не дождемся своей очереди. Если бы старый робот не сломался… Ладно, это все уже неважно, ведь с завтрашнего дня я перестану ходить на работу.
– Как ты тут? Все нормально? – спросил я, снимая ботинки.
– Чего ты так рано? – спросила дочь.
Я снял шапку, покрытую льдинками, и швырнул ее на верхнюю полку прихожей, пуховик повесил на крючок и зашел в нашу с Евой комнату. Мои красные щеки горели от мороза.
– Уволили, что ли? – Ева в пижаме лежала на диване возле своего инвалидного кресла и лепила из пластилина какие-то фигурки.
– Нет. Я больше не могу так. Все, хватит, – я сел в кресло напротив телевизора, по которому шел мультфильм. Квартира у нас была однокомнатная, и жили мы с дочкой пока что в этой единственной комнате площадью двадцать квадратных метров. Я спал в раздвижном кресле, а Ева на диване. Дочке уже двенадцать, и я думаю, что скоро мне придется переселиться на кухню. У нее должна быть отдельная комната, хотя Ева и говорит, что я не смущаю ее.
– Печально. У нас совсем закончились деньги? – спросила Ева и перекатилась к краю дивана.
– Да, но сегодня звонили по поводу телевизора, вроде как купят. Ты в карету хочешь?
– Агась, – улыбнулась дочь.
Я подошел к Еве и, взяв ее за подмышки, усадил в инвалидное кресло.
– А