Вещий барабан. Александр Дорофеев
близко.
Знатная должность – главный распорядитель корабельного строительства. И знал Протасьев, как дело повести, – и волю царскую исполнить, и себя не обидеть.
Перво-наперво разослал по кумпанствам предписания – какой величины закладывать судно, во сколько пушек, сколько плотников нанять, сколько кузнецов и прочих работных людей – посохи, сколько леса заготовить, сколько железа, канатов да полотна.
«Больше – оно лучше, – рассуждал Протасьев. – Лишко не пропадёт. Мне в карман пойдёт. Смышлёному и потоп не страшен. Потом будет потоп. Что нам вода горбатая?! Не захлестнул бы царский гнев».
Не глупый был человек Александр Протасьев. Да только деньголюбивая душа не знает броду. Гибнет в пучине жадности. Ещё будет случай удостовериться в этом, читатель сиих записок!
Колыбель и дом
Так уж повелось в России, что начинали строить корабли ближе к зиме. В грязь да стужу. Хоть и то верно – готовь сани летом, телегу зимой. А что есть корабль? Да та же телега. Для водного пути.
Ох, мило, брат, поднимать паруса весною на кораблях новорожденных. Дивна сия картина, когда корабль, из колыбели, первые шаги делает! Вода его живит, ободряет. Поскрипывают свежие доски, мачты вздрагивают. Трепещут паруса. Вздыхает корабль полной грудью. И рад уже, дитятко, бежать за тридевять земель.
Идите, кораблики, с Богом! Бегите, бегите…
А я на берегу обожду – милее мне твердь земная.
Корабельной колыбелью был город Воронеж. Как и год назад, при строительстве галерного флота, потянулись к нему обозы с лесом. Народу – вдвое. А суеты – и вшестеро.
Особенно в пригородной слободе Чижовке, где оборудовали верфь.
На речном берегу стояли печки с водяными котлами, от которых тянулись по белому песку длинные деревянные трубы. Печи топили и днём, и ночью. Валил в трубы мокрый, лохматый пар. В сумерках содрогнёшься – чудится, повыперли из реки змеи-драконы. Оторопь брала случайного человека.
А меж тем в трубах этих томили доски. До тех пор, пока не становились мягкими, податливыми от пара – хоть колесом гни. Такими досками обшивали крутые корабельные бока.
Стучали топоры в Чижовке. Тук-так-дак, – говорили топоры. И слышал я, чуял – нет в топоре смирения. То ли дело барабан – верный служака!
Далеко летел перестук над рекой Воронеж. И плыли по водам её стружки. Белые, золотые. Как кораблики. Вроде прокладывали будущей флотилии путь к Азовскому морю.
Ещё в колыбели суда, а Пётр Алексеич уже думал о надёжном пристанище.
– Нужен им крепкий дом. Иначе будут игралищем ветров и лёгкою добычей для врага.
Год назад, после победы над турками, нашли матёрую воду под Таганрогом. И ныне двадцать тысяч работных людей строили там корабельную гавань.
Радовался государь: «Прямо из колыбели войдут наши корабли в свой дом. Утвердятся на море Азовском! А там уж – через Керченские врата – лежит путь в Чёрное. О море Чёрном мыслим