«Уолдо», «Неприятная профессия Джонатана Хога» и другие истории. Роберт Хайнлайн
чего жесткое мясо! Бог свидетель, я на плату не скуплюсь. Но и на жалобы потом – тоже.
Стивенс не ответил. Бифштекс, доставшийся ему, был, по его мнению, уж слишком мягок, просто таял на зубах. Управлялся он с ним с помощью ножа и вилки – правда, нож был излишен. Было очевидно, что Уолдо не ожидает от гостей перенятия своих бесспорно лучших приемов и столовых принадлежностей. Стивенс ел с тарелки, зажатой между коленями, для чего по примеру Граймса пришлось прямо в воздухе сесть на корточки. Сама тарелка с рабочей стороны была продуманно снабжена маленькими шипами.
Напитки были сервированы в крохотных упругих пузырях, снабженных наконечниками. Ну как в рожках с сосками для младенцев.
Наконец пищевой контейнер со скорбным вздохом унес посуду и столовые приборы.
– Курите, сэр?
– Благодарю.
Тут-то и увидел Стивенс, как устроены пепельницы для невесомости. Они представляли собой патрубки с колоколообразными приемниками на конце. Достаточно было небольшого подсоса, чтобы пепел, стряхиваемый о край колокола, исчезал в мгновение ока безо всяких затрат внимания.
– А теперь к делу, – снова вступил в разговор Граймс. – Видишь ли, Джимми работает одним из главных инженеров в «Норт-Америкэн пауэр-эйр».
– Что?
Уолдо выпрямился и замер, грудь его вздымалась и опускалась. Он обратился к Граймсу так, словно никакого Стивенса рядом в помине не было:
– Дядя Гэс, неужели вы хотите сказать, что привели служащего из этой компании в мой… дом?
– А ты не кипятись. Расслабься. Черт подери, сколько тебе говорено: не напрягайся, не давай ничему взвинтить свое кровяное давление.
Граймс подгреб поближе к хозяину дома, на допотопный лекарский манер схватил за запястье и стал считать пульс.
– Та-а-ак. Дыши медленнее. Ты что задумал? Одуреть от избытка кислорода?
Уолдо силился освободиться. Прежалостное зрелище: старик был в десять раз сильнее, чем он.
– Дядя Гэс, вы…
– Заткнись!
На несколько минут воцарилась тишина, неприятная по крайней мере для двоих из трех присутствующих. Граймс не обращал на это никакого внимания.
– Вот так-то, – сказал он наконец. – Теперь получше. Послушай, что я тебе скажу, и не выпрыгивай из штанов. Джимми – хороший парень и в жизни не сделал тебе ничего худого. И вел себя здесь пристойнейшим образом. У тебя нет права хамить ему, на кого бы он ни работал. По-хорошему ты обязан перед ним извиниться.
– Да будет вам, док, – запротестовал Стивенс. – Боюсь, что я проник сюда под фальшивым флагом, мистер Джонс. Весьма сожалею. Это не входило в мои намерения. Я с самого начала пытался объяснить, но…
Лицо Уолдо оставалось непроницаемым. Видимо, он очень старался совладать с собой.
– Ничего, мистер Стивенс. Сожалею, что вспылил. Согласен, мне не следовало переносить на вас дурные чувства, которые испытываю к вашим нанимателям… Однако, Бог свидетель, никакой любви я к ним не питаю.
– Знаю. Тем не менее мне жаль это