Друг. Константин Сергеевич Логутов
чем сейчас лейтенанту…
Так, пора действовать. Подбираю дубинку, закатившуюся вниз на площадку, вытаскиваю из кобуры пистолет… Ах ты паскуда, он даже не заряжен! Крыса кабинетная… Ладно, напугать пойдет, если что. Теперь вверх, на крышу! Внизу не пробиться, там охраны больше, чем на китайской границе, значит, только наверх, а потом спускаться по пожарным лестницам. Неужели мне удастся свинтить из гэбэшной конуры? Не каждому так везет…
Перехватив удобней дубинку, я поспешил по лестницам на крышу.
* * *
О-о проклятье! Знакомое ощущение разрывающейся головы пронзило мозг, ребра от каждого вдоха пылают пламенем. Левая рука, похоже, вообще вывернута, так как малейшая попытка пошевелить приводит к новой волне боли, от которой меркнет сознание. Я застонал.
– Ммать-перемать, Фёдор! – послышался знакомый голос интеллигента. – Я думал, мы по-хорошему договорились!
– Кхе… – вместо слов изо рта брызнули красные слюни.
Явственно чувствуется вкус крови на зубах. Языком ощупываю сочащуюся дырку вместо верхнего клыка и покосившийся соседний резец.
– Скажи еще спасибо, что ребята не сильно по тебе прошлись! Прибили бы придурка, твою мать… Ты какого рожна на Гошева напал, идиот?! – продолжал голос сверху.
Это наверно, тот толстяк, у которого я дубинку отобрал… А-а, как же болит левая рука!..
– Кхе… выговорился, п*дла? – с натугой пробурчал я, выплевывая кровь.
– Ты думал, я не замечу, что на тебя наручники не надели, кретин? И камеры тебя на лестницах не снимут? – голос Крабова вдруг стал далеким, майор обратился к кому-то в стороне. – Ребят, вправьте ему руку, хорош мучить.
Меня пошевелили, затем резкий ошеломляющий взрыв боли, и снова сознание поглотила темнота.
* * *
Тук-тук, тук-тук. Тук-тук, тук-тук. Равномерный, умиротворяющий перестук колес поезда, уносящего нас от дома. В неизвестность, навстречу новым испытаниям, лишениям и открытиям. Глаза, уставшие от размеренно плывущего мимо пейзажа, медленно закрываются, слегка дергаясь при резких шорохах парней внизу.
– Да они высосут нас! Какие там нах*р два года мобилизации?! Сожрут и выкинут, отправят на Титан, если сами не сдохнем…
Снова Семен разволновался, не может успокоиться.
– Да нее… – раздался глубокий размеренный бас Козла… а нет, простите, сержанта Козлова. – Да ты успокойся, Семя.
Это он зря, Сему бесит, когда его называют Семечкой или Семенем. Впрочем, Петрухе такие тонкости до одного места.
– Вот когда тебя резать будут паладины на Кассиде, ты вспомни мои слова, – назидательно пробурчал Сема, не решаясь ему в лицо высказать свое негодование.
– Это че еще за паладины? – глубокомысленно изрек тот.
Раздался шорох и скрип матраца. О черт, только меня не дергай…
– Слух, Гиря, а кто такие паладины? – тяжелая хватка Козловских пальцев за мою щиколотку.
– Рыцари-командиры