Кое-что по секрету. Люси Даймонд
этого Рич потерял должность мастера на заводе, потому что его по ошибке обвинили в воровстве, и с тех пор был сам не свой. Элисон вошла в кухню, где на столе рядом с чайником лежала записка всего в два слова: «Мне жаль». Элисон увидела, что дверь, ведущая из кладовки в гараж, раскрыта настежь. Она бросилась туда и…
Горький запах скипидара. Мягкие опилки на верстаке. И эта веревка, на которой висело тело ее мужа, обмякшее и мертвое. Она отскочила в сторону, как будто ее ударили кулаком в живот, опрокинув коробку с ролплагами. Ее рот распахнулся в безмолвном крике. Нет. Нет!
Много лет спустя, сидя в своей тихой безопасной гостиной, Элисон вздрогнула и одним глотком допила вино, пытаясь отключить картинку, вновь захлопнуть дверь, как в тот день. Она крепко закрыла ту дверь, заперла ее, положила ключ в карман халата, потому что некоторые вещи ребенок видеть не должен, тем более иметь с ними дело, и ему никогда не следует об этом говорить. Потом, все в той же оцепенелой собранности, Элисон позвонила матери: «Мне нужно, чтобы ты приехала и увезла Робин. Пожалуйста. Как можно быстрее», – а потом смяла записку Рича. («Почему ему жаль? Он что, разбил что-то?» Робин обязательно задала бы эти вопросы, если бы увидела записку.) Потом Элисон сунула скомканную записку в самую глубину мусорного ведра, под чайные пакетики, картофельные очистки и яичную скорлупу.
«Внезапный сердечный приступ», – сказала она Робин несколько дней спустя, когда дочка могла спокойно вернуться домой и когда все свидетельства смерти ее отца были тайком унесены добрыми полицейскими. На прикроватной тумбочке Элисон появились только что выписанные таблетки от бессонницы, единственное, что помогало ей спать по ночам. Была ли она не права, переписывая историю, вычеркивая кое-какие строки, потому что защищала собственного ребенка? Как бы там ни было, с тех пор она ни разу не изменила своей версии. Они переехали в новый город, в новый дом, только бы до Робин не дошли никакие слухи.
– Бога ради, прекрати! – велела себе Элисон, резко вставая и выходя в кухню, как будто пытаясь стряхнуть с себя мрачные воспоминания. – Какого черта? Прекрати думать об этом, глупая женщина.
Элисон налила себе еще вина и залпом выпила весь бокал, стоя возле рабочего стола в кухне. От вина у нее свело рот, словно от лекарства. На улице все еще гремел гром.
В следующую минуту, когда раскаты стихли, из гостиной до нее донесся мужской голос. На мгновение Элисон решила, что сошла с ума, что каким-то образом сумела воскресить своего давно умершего мужа. Сошла с ума? Или напилась? Элисон торопливо вернулась в гостиную и увидела – хвала небесам! – что телевизор снова заработал, а ведущий выпуска новостей торжественно вещал о последнем кризисе с беженцами. Элисон тяжело рухнула на диван, из ее горла вырвалось рыдание.
– Спасибо, – хрипло сказала она телевизору.
Перепад напряжения? Нарушение соединения? Кто знает, но и ее ноутбук деловито обновлялся. Все вернулось к норме. Паника прошла.
Элисон