Дестабилизатор. Дора Штрамм
перед обществом, Элиас. Никто не вправе лишать государство доходов, которые может принести человек, проработавший всю жизнь. – Он постучал желтоватым ногтем по значку. – Убийство и хищение у государства, видишь? Вот, что сделала твоя мать: обворовала государство, лишила источника дохода, который приносила бы еще лет пятьдесят, а то и больше!»
Эл тогда насупился и не стал спорить, но возненавидел дисциплинарника до конца школы, хотя, став старше, и понял, кого нужно винить на самом деле – систему, каравшую не только преступников, но и их детей, и внуков.
«Так было всегда, с тех времен, когда были написаны первые законы: „И падет кара на головы ваши, и головы ваших детей, и внуков“. Постепенно люди забыли смысл этих слов и совершали преступления и не боялись правосудия, в надежде, что правда об их преступлениях не будет раскрыта, а если и будет, то пострадает лишь преступивший закон. Но тридцать лет назад, когда были стерты границы государств и Пангея объединилась под сенью единого для всех Закона, было принято решение вернуться к древним традициям. И пусть законы Пангеи менее суровы и смертная казнь не предусмотрена даже за самые тяжкие преступления, но каждый, решившийся преступить закон, отныне до конца своей жизни будет знать, что наказание будет нести не только он, но и его дети, и внуки!»
С этих слов, звучащих из ретранслятора, начиналось каждое утро школьного «Судного дня», когда после занятий все ученики собирались в общем зале, а кающиеся поднимались на сцену и по очереди выходили вперед, чтобы покаяться – назвать преступление родителей, за которые несут ответственность.
В первый раз многие плакали и не могли произнести слова покаяния, но им не позволяли встать в общий ряд, пока они не сделают это. Одиннадцатилетний Эл считал себя слишком взрослым для слез. Судный день пришелся на пятый день после похорон матери, он, еще не успевший смириться и свыкнуться с обрушившейся на него потерей, был настолько ошарашен несправедливостью происходящего, что практически выплюнул ненавистные фразы в зал, в устремленные на него сотни глаз. Никого не волновало, что его мать страдала от тяжелой депрессии и бессонницы, что она вовсе, возможно, вовсе и не хотела умирать. Она всегда любила сидеть на подоконнике у открытого окна. Она приняла несколько лишних таблеток, скорее всего, просто по ошибке, забыв, что уже пила их. И, может быть, у нее закружилась голова, а может, она потеряла сознание и упала. Всего второй этаж, кто мог подумать… И ведь даже записки не оставила! Она не могла поступить так с сыном, которого любила больше всех на свете! Так говорила бабушка и Эл верил ей. Все получилось по глупой, нелепой случайности. Мама случайно упала из окна, ударившись головой о бордюр, окружавший цветник. Но закону не было до этого дела. Мама ходила на терапию, но инвалидность ей не присвоили, поэтому считалось, что она отвечала за свои действия, и ее семья должна была понести наказание за совершенное ею преступление.
После первого раза произносить ненавистные слова стало проще. Каждый раз, всматриваясь в лица тех, кто сидел в зале, Эл видел лишь равнодушие, скуку, сочувствие, иногда