Игорь. Владислава Николаева
горячее лицо. Вокруг Клои сомкнулись объятия. Лен извинялся. Клоя разжала ладони и ойкнула – её обнимал Йор.
– Не бойся…
– Да не боюсь я… – Клоя судорожно выдохнула.
Конечно, боялась.
«Я не выдержу этого пути… Плывёт он, а я… Мне этого не вынести! Каждый раз…»
Очередным вечером не нашлось ни одного рифа, острова или скалы. Лодчонку швыряло из стороны в сторону. Что творилось с Игорем, можно было только гадать. Спать было немыслимо, детей укачивало до дурноты, как попало швыряло на стенки короба. Сидели сцепившись руками и закрыв головы одеялами. Не помогало. Всё болело. Синие бугры воды пучило как живот чёрта в преисподней. Проём закрывали, но вода ухала внутрь, и в качке не удавалось усидеть на месте.
Окаянная прорва, всё издевается, глумится, играет жертвой… Того и гляди удар отправит маленькое судёнышко на дно, на прокорм падальщикам. Ночь всё не кончалась, вскоре в просвет ничего нельзя было разобрать, кроме тьмы.
Чем перед ним виноваты? Детям не по силам нанести вред океану. И он безнаказанно издевался над ними, не боясь отмщения. Может, ему стоило бояться Игоря?
Волны швыряли их, швыряли, швыряли… Лодчонка скрипела и ухала. Сквозняки продували короб насквозь. Дети крепко обнимали друг друга и тщетно кутались в одеяла. Материя отсырела и от натяжения не становилась длиннее, а расползалась в пальцах. От удара вылетел ящик с провизией, незаметно пропал довольно большой бочонок. Дети крепче сжимали объятия. Лен нашёптывал молитвы, Клоя не слышала ни слова за грохотом. Тот, о ком она беспокоилась, был в ледяной воде, и молитвы не помогли бы ему. Он был тьма, о тьме не молятся, она вынуждена справляться своими силами. Их неумело сколоченной лодке удержаться на плаву не помогли бы и все пресвятые угодники, соберись они вместе. Только бог тьмы всё тянул и тянул неудобный груз на спине, будто искупал вину за что-то, будто был должен…
Лодка всё-таки развалилась. Гвозди вылезали из досок, доски отваливались от конструкции. Сначала Игорь не придал значения. Он знал, что лодка обязательно развалится, весь вопрос заключался в том, когда это произойдёт. Рассчитывал, что позже. Буря оказалась особенно яростной. Игорь подхватил остатки короба, свёл ладонями разошедшиеся доски, перепуганные дети вцепились, как котята, они едва помещались на трёх гранях короба. Мужчина сжал зубы, промоченная деревянная доска втиралась в самое лицо. Плыть стало практически невозможно, но он плыл.
Они были правы. Пловца нельзя сравнивать с кораблём. Человек проплывёт несколько часов и пойдёт на дно от непреодолимой усталости или скорее от судороги, а в зимнем океане он труп через десять минут. Пловцу не угнаться за судном, а если пловец – Игорь, судну не угнаться за ним. Кораблю оставалось плыть дней семь-восемь. Не будь крайне неудобного короба, Игорь доплыл бы за день, неважно днём или ночью. В крайнем случае, мог плыть под водой, где шторм не доставил бы неудобств.
Он вынес детей на берег ещё до рассвета. Серый песок глубоко уходил под весом четверых. Мелкий и сырой. Дети едва передвигали ногами, тащил их под локти. Они