Экивоки. Светлана Бурдинская
операционная выходит в коридор приемного отделения внеплановой госпитализации, и это место – чистилище, в котором обитают больные и усталые люди.
Грузный мужчина хорошо за 50 привел маму, совсем старенькую. Розовый махровый халат. Ноги опухшие, в теплых носках. Череп виден сквозь совсем редкие седые и встрепанные волосы. Взгляд растерянный. Сын сажает мать в кресло-каталку, снимая с нее куртку, раздраженно дергает рукав, стараясь не прикасаться к телу. На это невыносимо смотреть.
Напротив закрытого кабинета экстренной гастроэнтерологии садится пожилая женщина и ждет, когда придут специалисты. К кабинету третий раз подходит врач приемного отделения, дергает ручку, виновато говорит, что звонил уже несколько раз.
– Вы не волнуйтесь, – шелестит женщина.
Санитар деловито проносит две небольшие искусственные елочки. Они тоже старые и больные. У них ампутирована новогодняя атмосфера.
Женщина средних лет проходит в сопровождении врача, несет в руках трость, мужские ботинки в бахилах, две куртки, сумку. У нее мешки под глазами, рот полуоткрыт. «Сейчас его переведут в реанимацию. Подождите, оставшиеся вещи вынесут. Там будет голенький лежать, – говорит ей врач. – Придете завтра после 16 часов, несите влажные салфетки. Можно еще подгузники взрослые». Женщина остается сидеть одна. Она сжимает трость так, будто изо всех сил держит за руку родного человека. И плачет в себя. Я отворачиваюсь – зрители не нужны.
Внук медленно ведет бабушку под руку. Приходит гастроэнеролог. Из женской палаты вывозят на каталке худую женщину с накрашенными губами, завернутую в одеяло. К ноге подключена система; пятка желтая, сморщенная. Каталку устанавливают посередине коридора, впритык ко мне, сидящей у стены. Женщина стонет и просит дать обезболивающее, ее просят расписаться. Тут и еще тут. Кому доверяете информацию о своем здоровье? «Никому». Я смотрю в пол. Он чистый.
Женщине с тростью вывозят на каталке оставшиеся вещи. Она хватает их неловко. Большие мужские семейные трусы падают на пол. Никто не обращает внимания, ведь в этом месте выворачивается куда более интимное и сокровенное – больное человеческое нутро. Женщина тихо уходит. На ее место садятся две женщины в куртках «Скорая помощь». Одна достает флакончик с каким-то укрепляющим маслом, мажет ногти. На указательных пальцах нарисованы золотые звездочки, остальные ногти просто бордовые. Сейчас так модно. Вскоре их вызывают.
– У вас все в порядке с желудком. И анализы хорошие, – втолковывает невысокий врач, склоняясь над сидящей женщиной так, как папы склоняются над дочкой в песочнице.
– Почему же болит так сильно?
– Я не знаю, организм большой, а я всего лишь хирург, – он говорит так, как мог бы сказать Бог, который заглянул на Землю спустя тысячу лет со дня сотворения, и ничего не узнал, кроме фигового листочка. – Сейчас выпишем вам направление.
Грузный сын завозит мать в палату, выходит оттуда с пустым креслом-каталкой.
– Сколько ждать обследования? Час, два, пять? – говорит он вышедшему за ним