Contione – встреча. Ирада Берг
пытаюсь рассмотреть среди них одинокую фигуру флорентийского живописца, я улыбнулся Диане, и, наверное, улыбка у меня вышла глуповатой.
Это был ее мир, это была часть самой Дианы, а она была крайне важна для меня, вся без исключений. Мы шли пешком по небольшим, узким улицам Флоренции, да и как можно передвигаться по-другому в этом городе, где откровения подстерегают путешественника за каждым поворотом и изгибом улиц. Старинный фонтан или изысканная площадь с маленькими балкончиками и уютными кафе, в которых, возможно, бывал сам Леонардо. Вот ты проходишь мимо роскошных дворцовых фасадов и заглядываешь в незнакомые храмы, чтобы полюбоваться живописью и мозаиками, зажмуриваешь глаза, оказавшись перед собором Санта-Мария-дель-Фьоре, пораженный его великолепием, чтобы подготовиться к тому, что ожидает тебя внутри. При всей своей колоссальности ни собор, ни кампанелла не обрушиваются на тебя, но лишь тепло касаются своей каменной грудью твоей груди. Они так совершенны, что им надобности нет ни на кого обрушиваться. Они словно стыдливо переносят из времени во время свою восхитительную совершенную юность.
– Остановись, мгновенье! – сказал я тихо, но Диана уже порхала дальше.
– Ты чувствуешь гармонию? Чувствуешь ее запах? – Она летела вперед в своих белых кедах, словно школьница.
Было такое ощущение, что она проходила этим маршрутом много раз и знает его наизусть. Запах гармонии! Только Диана могла такое выдумать! Она все время что-то рассказывала, а я просто отдавался ее воле.
Мы свернули с площади на улицу, и Диана бросилась мне на шею:
– Вот она, ты только представь… Галерея Уффици…
Перед зданием стояла внушительная очередь, и я ужасом подумал, что нам придется стоять здесь несколько часов. Но на мое удивление очередь шла довольно быстро, и через пятнадцать минут мы уже купили два билета в галерею.
– Боже, Марк, можно ведь с ума сойти, что мы здесь. Меня просто убивает это сознание ценности, наполненной, накопившейся… нерастраченной… Нет… Ну, это действительно непостижимо. – Она словно разговаривала сама собой. – Здесь есть Филиппо Липпи, этот творец цвета и нежности. Марк, ты понимаешь?
Я следовал за ней как за светом, и все эти имена и картины слились для меня в единый совершенный образ Дианы в милых белых кедах, в образ женщины, которую я любил.
– Знаешь, Марк, я чувствую ностальгию по прошлому, красота которого кажется девственной. Понимаешь? Нетронутой и вечно юной.
Я молчал, радуясь, что она как будто и не ждала от меня внятных ответов. Так мы прошли несколько залов, пока Диана громко не вскрикнула: «Боттичелли!» – так, что экскурсоводы во всем зале замолчали и несколько туристов с растерянными лицами уставились на нас. Она что-то говорила мне об этом художнике и при этом отчаянно жестикулировала. Из всего я запомнил только, что картина называлась «Весна», и еще милое лицо девушки на противоположной стене, девушки с развевающимися на ветру медными волосами, которые она придерживала, стыдливо прикрывая свою наготу.