Всё как у людей. Шамиль Идиатуллин
стало неловко. Она принялась подхватывать и всовывать на место то, до чего дотянулась, не вставая и не озираясь на приближающиеся возгласы.
– Правда буйная какая-то, – пробормотала Жаннат, которую парочка стариканов отвлекла от расстановки соков жалобами на чокнутую, кажется, покупательницу, засевшую между стеллажами хозтоваров.
– Стой тут, – велел охранник Илья, за неимением кобуры и вообще какого бы то ни было оружия вцепившийся пальцами в ремень, и двинулся к чокнутой.
Рассевшаяся на полу чокнутая его усердно не замечала. Она суетливо, с нелепой чрезмерной силой и тщанием впихивала упавшие коробки и упаковки обратно на полки, выбирая при этом самые неуместные пустоты и ниши.
– Ты что творишь, а? – спросил Илья с мягкой укоризной, осторожно приближаясь.
Чокнутая будто не услышала. Это наполнило Илью раздражением, вытеснившим легкое сочувствие к дурной бабе. Убирать-то за ней не Илье, мог себе позволить и сочувствие, кабы чокнутая была его достойна. Но та не была.
– Встала и убрала сейчас… – начал Илья, осторожно, но твердо прихватывая чокнутую за плечо.
Чокнутая, не поворачиваясь, небрежно ткнула Илью щепотью в сгиб локтя. Локоть щелкнул оглушительно и беззвучно. Оглушительно потому, что щелчок болезненным взрывом разнесся по костям, мышцам и нервам Ильи, ткнулся изнутри в каждую клетку кожи и отхлынул обратно в локоть сотнями ледяных ручейков, – а беззвучно потому, что за пределы кожи Ильи, вмиг ставшей мешком, полным страдания, не вырвалось ни звука, ни намекающего на него движения.
Илья сделал два спотыкающихся шага назад, едва удержавшись на ногах и вообще в сознании, подышал, приходя в себя сквозь омерзительную вялость и хлынувшую из каждой поры едкую испарину, повернул посеревшее лицо к Жаннат и прошипел:
– Ментов вызывай. Быстро.
Сзади зашаркало и застучало. Женя оглянулась, но успела заметить только мелькнувшую между стеллажами фигуру, кажется, в темной форме. Жене стало тревожно. Она встала, качнувшись, потопталась на месте, рассматривая колоссальную неопрятную свалку вокруг себя, и неуверенно подумала, что надо, наверное, прибраться и заплатить. Но как, если у нее ни веника, ни кошелька? И вообще, всего имущества – чужой одноразовый халат да дыра во весь живот.
Женя прислушалась к себе, медленно опустила голову и некоторое время следила за холмиком руки, что ползал под заляпанной и размахрившейся зеленой тканью от груди к лобку, – там, где пару часов назад клокотал лютый ужас боли, а потом безмолвно и страшно существовала не совместимая с жизнью темная пустота, в которую Женя заглянула разок, сидя на операционном столе, и больше заглядывать не хотела.
Она будто нехотя стряхнула с левой руки хлопья съестных нечистот, завела под подол и эту ладонь, некоторое время робко оглаживала и ощупывала себя с обеих рук, наконец решилась, закусила губу и задрала нижний край халата, прижав его подбородком. И застыла, разглядывая живот и ниже.
Ниже все было как обычно, хоть и