Всё как у людей. Шамиль Идиатуллин
не только на вид, но и на ощупь оказалась высохшей. Высохшими были и висевшие рядом трусы, футболки и трикошки, ради которых Женя и взялась за промышленную акробатику.
Женя сорвала с веревки плотные трикотажные штаны, прикинула на себе, влезла в них и удовлетворенно кивнула – чуть длинноваты, но в глаза это не бросается. Выбрала и надела не самую выцветшую футболку, сунула в карман пару носков. Сушилась, похоже, одежда, привезенная на постирушку с дачи. Не так стыдно, подумала Женя и, подавив немедленно всколыхнувшийся стыд, влезла в толстовку.
Еще бы обувь.
Она сунулась в шкафчик у торцевой стены, пошарилась в старых полусапожках, выцепила взглядом елочку плотно состыкованных кроссовок, убитых, но вроде не слишком крупных, но ухватилась не за нее, а за трехлитровую банку, замызганную снаружи и мутную внутри. Женя присела, отколупнула приставшую полиэтиленовую крышку, едва не снеся горловину, без промедления сунула странно сузившуюся кисть в шершавое поверху и тут же тягуче плотное нутро банки, поняла, что не вытащит сомкнутый кулак ни в жизнь, но вытащила влегкую и так же без промедления впихнула шмат древнего засахарившегося меда в самовольно распахнувшийся рот. Чмокнула, густо глотнула, пискнула и зачерпнула снова.
Женя съела полбанки, прежде чем уговорила себя остановиться, обуться и покинуть балкон тем же маршрутом. Но перед этим она выжрала еще две горсти. И, соскакивая с балконного ребра на ребро, улыбалась пронзительной горьковатой сладости, будто раздвигающей кости черепа. Счастливо улыбалась впервые за долгие часы или даже годы.
Как лишь однажды улыбнулась Аля – когда курьер принес желтое платье.
– Огонь на поражение сразу, даже если дохлая на дне валяется, бронебойными, – сказал Пыхов.
– Чем-чем? – беззвучно и очень серьезно спросил самый молодой из водолазов и тут же осекся под взглядом капитана.
– Что у вас самое убойное? – спросил Пыхов, показывая на всякий случай, что ответ ему не нужен. – Вот этим. И вам ровно такая же рекомендация.
Он повернулся к спецназовцам. Майор, самый невысокий из них, поведя плечом, сказал:
– Без проблем. Только письменный приказ хотелось бы.
Пыхов взглянул на генерала. Тот запыхтел, но, как и рекомендовал Елисеев, удержался от любой вербальной реакции и поманил маячившего неподалеку с предельно деловым видом полковника.
– Сейчас будет, – заверил Пыхов и оглянулся на внезапно замельтешившего Юсупова.
Тот подбежал к Овчаренко и стал что-то показывать ему в планшете.
Овчаренко с полминуты изучал экран с каменным лицом, потом поднял глаза на Пыхова.
– Вот, – сказал генерал, неохотно расписываясь на листочке, выгнанном полковником из портативного принтера. – Приказ, как просили.
– Прошу прощения, – сказал Пыхов и поспешил к Овчаренко.
Генерал дернулся было в ту же сторону, торопливо убрал приказ за спину и принялся ждать, ни на