Всё как у людей. Шамиль Идиатуллин
обнаружила, и осторожно, стараясь не обижаться сразу, уточнила:
– Чего я пожалела-то?
Оля удивилась – значит, вправду не обидеть хотела, а узнать что-то.
– При чем тут пожалела? Стишок про жадину-говядину в детстве знала?
Женя неуверенно кивнула.
– Дальше как?
– Жадничает, гадина? – предположила Женя.
– Да ладно, – сказала Оля недоверчиво. – У вас так говорили? Вообще, в первый раз такое, прикол. Это же типа теста. Можно сразу определить, откуда ты, – с Москвы, с Питера, с Урала и так далее. Если второй строкой у тебя «соленый огурец»…
– А, помню. А если «турецкий барабан», то из Москвы. Не, у нас…
Женя потерла лоб и посмотрела на Олю, потом мимо нее и озадаченно спросила:
– А это что за зверь?
Оля бегло оглянулась на окно, створку которого осторожно открывал Никитин. По стеклу снаружи елозило, еле слышно повизгивая, что-то похожее на пухлую темную восьмерку.
– Викторыч опять какую-то приблуду приволок, – пояснила Оля, снова утыкаясь в экран. – Окномойщик новой модели. У Викторыча ж договор, в испытаниях участвует, денежки, небось, капают. А мы страдай.
– Почему страдай? – уточнила Женя, не отрывая глаз от окна и зачем-то прикидывая, что быстрее – обогнуть стол Вали, стоящий между нею и Никитиным, или перемахнуть через него, словно кто-нибудь, а тем более Женя, способен перемахнуть через пару метровых мониторов.
Десять, подумала она, переступая с ноги на ногу.
– Потому что ломается всё вечно, – охотно пояснила Оля. – Заправщик кулеров помнишь? А, ты ж сама час потом подтирала. Ионизатор тот чуть все здание не обесточил. И эта балда тоже сломалась явно, будем теперь на сквозняке…
Она еще что-то говорила, но Женя уже не слышала, потому что спешила под гудящее в голове «Четыре. Три! Два!!!» к окну сквозь слишком длинные метры, слишком плотный воздух и слишком веселый сквознячок, спешила, понимая, что не успевает.
Высунувшийся в проем окна Никитин, превозмогая мешающее пузо, одной рукой пытался ухватить дергавшегося на отъезжающей створке окномойщика, а другую руку отрывал от подоконника, чтобы поймать сорванные с ближайшего стола ветром и звучно закувыркавшиеся к окну листки, и медленно, очень медленно задирал толстые колени, обтянутые серыми штанами, сразу оба, запрокидывая сперва растерянное, потом испуганное лицо и цапая правой рукой недостаточно все-таки плотный воздух офиса, а в левой бессмысленно сжимая окномойщика, легко оторвавшегося от стекла и тут же замолчавшего.
Тишину нарушал только долетавший снизу писк светофора.
В этой тишине от писка до писка Никитин медленно вываливался из окна восьмого этажа.
Писк. Взмахнул по кругу руками, ловя ногами пол, до которого не доставал уже сантиметров двадцать.
Писк. Голова исчезла, колени взлетели, поддев так и болтающийся в воздухе листок, и скрылись за подоконником.
Писк. Коричневый полуботинок криво зацепился за угол подоконника, медленно снялся и слетел. Ступня