Драмы. Гуго фон Гофмансталь
звучит в стихотворении Гофмансталя «Пережитое». В этих стихах свойственное ему уменье передавать неуловимое и туманное достигает высочайшего совершенства.
Дыханьем сероватым серебрилась
Долина сумерек, как будто месяц
Сквозь тучи светился. Но то была
Не ночь. С дыханьем серебристо-серым
Долины темной медленно сливалось
Теченье моей сумеречной мысли,
И тихо погрузился я в прозрачность
Туманной зыби, и покинул жизнь.
Какие там растения сплетались,
С цветами темно-рдеющими! Чаща
Горела и мерцала теплым светом
Огнем топазов желтых. Было все
Наполнено глубоким нарастаньем
Печальной музыки. И понял я —
Не знаю как, но ясно понимал я —
Что это смерть. Смерть превратилась в звуки.
Могучей, темно-рдеющей печали
И сладости, которые сродни
Исканью глубочайшему… Но странно!
Невыразимая тоска о жизни
В моей душе заплакала беззвучно,
Заплакала, как плачет человек,
Плывущий по темнеющим волнам
В вечерний час на странном корабле
С огромными морскими парусами, —
Плывущий мимо города родного.
Он видит улицы, он слышит шум
Фонтанов, дышит запахом сирени,
Себя ребенком видит вновь, стоящим
На берегу с пугливыми глазами,
Готовыми заплакать, – видит он,
Как светится раскрытое окно
В той комнате, где жил он, но огромный
Чужой корабль его уносит дальше,
По морю синему скользит беззвучно
На желтых исполинских парусах.
Благоговейной любовью к жизни проникнут монолог «Юноша и паук». «Я окружен великой жизнью, одинаковое опьянение сближает меня с дальними звездами», – говорит юноша, стоя у раскрытого окна в лунную ночь. Внезапно он замечает паука, который схватил добычу. Юноша отступает: «Злое животное! смерть!..» Чудная цепь великих грез обрывается, всемирная бездна становится пустынею.
Монолог оканчивается примирением с жизнью, хотя и скрывающей в себе страшные противоречия, но все же чудесной и необъятной.
«За блеском наших тканей, – говорит Зобеида, —
Таятся истинные нити жизни:
Ее основа – мрак.
Повсюду смерть. Ее мы прикрываем
Словами, взглядами, потом обман
Сейчас же забываем, будто дети,
Которые не помнят, где что спрячут…»
Клавдио леденеет в безумном ужасе, увидев пришедшую за ним Смерть. Он падает, слабея, он молит пощадить его молодую жизнь.
Но смерть не всегда бывает ужасна. Она является иногда откровением нового, высшего понимания жизни («Безумец») или освобождением усталого духа («Зобеида»), в нее бесстрашно переходит бессмертная любовь («Дианора»).
Иногда печальнее смерти становится жизнь, если она не сумела возвыситься до тех ступеней, где личное проясняется в общее, вечное,