Казни Дьявольского Акра. Ренсом Риггз
отступили к краям сцены, подальше от ужасной головы, висевшей прямо над ними, но бежать не пытались. Охранники застыли в ужасе.
Смех оборвался. Каул усмехнулся еще раз и произнес уже чуть тише:
– Ну что? Привлек я ваше внимание?
И тут прогремел выстрел: один из охранников опомнился и выпалил в Каула из пистолета, но пуля пролетела сквозь призрачное лицо и отскочила от стены.
– Дурачок, меня тут нет, – сказал Каул. – Но скоро буду. Я уже иду! Я неотвратим! Я неизбежен! – Голос его снова набрал силу. – Я овладел могуществом древних душ, и я сокрушу любого, кто встанет на моем пути!
Я уже стал прощаться с барабанными перепонками, как оглушительный рев внезапно сменился издевательским детским хныканьем:
– Ой-ой-ой, помогите! За нами пришел нехороший дядя! Папочка, папочка, что же нам делать?!
Лицо Каула слегка повернулось, а голос зазвучал как дурацкая пародия на американского папашу середины прошлого века:
– Нет ничего проще, Джонни! Мы должны избрать праведный путь!
– А что это за путь, папочка? – снова раздался писклявый голосок слабоумного ребенка.
– Каул теперь наш бог, – пробасил в ответ «папа», – и это очень, очень хорошо, что он милосердный. Ты ведь грешник, малыш Джонни, да и я не без греха. Столько лет мы поклонялись не ему, а этим шарлатанкам-полуптицам! Да, мы плохо себя вели. Отрицали нашу истинную природу, нашу истинную силу, наше предназначение. Не признавали, что нам суждено восседать во главе человечьего стола, а не прятаться под ним в страхе.
– Человечьего чего, папочка?
Между тем мисс Сапсан изо всех сил пыталась перекричать этот безумный спектакль, который Каул разыгрывал сам с собой:
– Он не причинит нам вреда! Он ничего не может! Это всего лишь проекция! Успокойтесь!
– Человечьего стола! Ведь мы, странные, далеко опередили в развитии обычных людей. И что же? Мы прячемся в петлях, вместо того чтобы править бал! Две тысячи лет мы дрожим в ужасе, что нас раскроют! Стыд и позор!
– Точно, папочка! Вот отчего Каул ТАК РАЗОЗЛИЛСЯ!
– Не бойся, Джонни. Все, что тебе нужно сделать, – это попросить прощения и принести ему клятву вечной верности. И он тебя пощадит.
– Ой, правда?
– Ну, и еще кое-что. Сущая мелочь.
Лицо Каула замерцало и вдруг начало таять. Кожа стекла с костей и собралась в воздухе сияющей лужицей, а потом, взвихрившись, собралось в другое лицо – мое!
Я похолодел в полной уверенности, что у меня начались галлюцинации. Писклявый детский голосок исчез, сменившись глубоким, раскатистым рыком, который мог бы принадлежать разве что демону из преисподней:
– УБЕЙ МАЛЬЧИШКУ!
Эмма ахнула. Нур вцепилась в мою руку. А проекция опять начала меняться: кожа пошла пузырями, затем разгладилась – и в воздухе повисло новое лицо. Лицо Нур.
– УБЕЙ ДЕВЧОНКУ!
Теперь уже я вцепился в руку Нур. Она сидела молча, угрюмо глядя перед собой. Светящийся