Малахитовый лес. Никита Олегович Горшкалев
мне ещё водицу из ручейка полакать?.. Всё это бенгардийские сказки. Хотя нет, постой-ка, я кое-что вижу!
– Что же? – оживился Алатар, приподнимаясь на лапах.
– Тигра-остолопа слева от меня. Подскажи, не подвела меня чуйка?
Крепкая лапа Алатара мягко легла на его плечи.
– Попробуй ещё раз. Обрети смысл того, что ты делаешь, – учительски снисходительным, с взвешенной строгостью голосом попросил тигр.
И Репрев всё-таки сдался перед его настойчивостью, плотнее сжал веки, словно выжимая из глаз последние частички света, опустил нос к изменчивому потоку ручья и на мгновение забыл о существовании бенгардийца.
В красной вербе рюмил зяблик, подпевая трели ручья. Над головой грузно прожужжал слепень. Невесомый ветерок перебирал бороздчатые листья ольхи. Жук-короед точил ель. Под камнями шуршали, вспахивая прелую землю, черви. Перекатываясь по барханам на дне ручья, мчались камни. Рыба целовала их, выхватывая у загрёбистого потока.
При виде этой самостоятельности и блаженной независимости жизни нападала какая-то тоска, сдавливающая Репреву грудь: живое живёт в отрыве от его судьбы так легко и запросто.
От мыслей его отвлекла торпедой несущаяся форель. Репрев кинулся за ней, с тупой жгучей болью ударившись об поверхность воды: он неправильно вошёл в ручей, не под углом рассёк его носом, как учил Алатар, а плашмя приложился подбородком. Разом пропали все видения и звуки, лишь ручей снова бессвязно забормотал, как обезумевший поэт.
– Видел рыбу? – нетерпеливо спросил Алатар.
– Кажется, я проглотил черепаху, – пожаловался Репрев, откашливаясь, а потом добавил: – Слишком крупная здесь водится рыба – в пасть не помещается.
– Лови ту, что поменьше. Сом мне тоже не по зубам, – проговорил Алатар и спросил с невинной всезнающей улыбкой: – Ну что, видел что-нибудь кроме рыбы? Или слышал?
– Ничего я не видел и не слышал! Рыбалка не моё. Кошачье это занятие.
Репрев сам не понял, почему соврал: наверное, всем своим нутром противился тому, что бенгардиец, как всегда, оказался во всём прав, а он – нет, и признавать его правоту не желал.
Алатар посмотрел на него исподлобным, недоумённо-странным, подозрительным взглядом и сказал:
– Да будет тебе известно, что тигр – не кот. Прекращай. Я же не зову тебя «псом». Или недееспособным.
– А ты рискни.
– Две рыбины должно хватить на всех, – вздохнул тигр. – Завтра попробуешь ещё.
– Ещё? – застонал Репрев. – Нет уж, довольно с меня! Я промок до нитки, у меня замёрзли лапы, и всё, что я словил сегодня, – это простуду! А учитель из тебя неважнецкий – закрой глаза, обнажи слух!.. Оставь эти штучки для своих тигриц, – последнее оскорбление в горячке слетело с его языка, и где-то внутри Репрев пожалел о сказанном. Ведь всё-таки дурацкий и примитивный способ ловли рыбы бенгардийца сработал бы, хвати Репреву сноровки вцепиться зубами в форель, а не по-глупому удариться мордой об воду. Обострившиеся видения он списал на причуды Зелёного коридора, стараясь им не удивляться.
– Плевал