Год ведьмовства. Алексис Хендерсон
Иммануэль, и станет его спутницей.
– Мне будет не хватать этих дней, – нарушила молчание Лия. – Мне будет не хватать сладостей, наших суббот и времени, проведенного здесь с тобой.
Иммануэль пожала плечами, выдергивая травинки, и проследила взглядом за течением реки, убегающей вниз по холмистой равнине и через камыши утекавшей в далекий лес, где она исчезала, проглоченная мраком.
То, как река струилась меж деревьев, вызывало в Иммануэль необъяснимое желание подняться на ноги и последовать за ней.
– Все хорошее когда-нибудь кончается.
– Ничего не кончается, – возразила Лия. – Все только начинается. Мы взрослеем.
– Взрослеем? – хмыкнула Иммануэль. – У меня даже дни крови не начались.
Это была правда. В ее почти семнадцать у Иммануэль еще ни разу не было месячного кровотечения. У всех ее ровесниц кровь приходила уже много лет, но не у Иммануэль. У всех – кроме Иммануэль. Марта уже несколько месяцев назад готова была объявить ее бесплодной. Если у нее не пойдет кровь, она никому не станет женой и никогда не выносит ребенка. Она останется такой, как сейчас, а все остальные вырастут, оставив ее позади, как оставит ее Лия через несколько коротких недель. Это был лишь вопрос времени.
– Начнутся рано или поздно, – решительно сказала Лия, будто своим заявлением могла воплотить слова в жизнь. – Ты только дай время. Эта болезнь пройдет.
– Это не болезнь, – сказала Иммануэль, ощущая на губах привкус крови ягненка. – Это грех.
Какой именно грех, Иммануэль не могла бы сказать точно. Слишком часто она сворачивала на кривую дорожку: тайком читала, нарушая Священные Предписания; забывала о вечерней молитве и засыпала без благословения. Возможно, она слишком часто витала в облаках по утрам на пастбище вместо того, чтобы пасти овец. Или, возможно, не выказывала должной благодарности, когда получала на ужин миску холодной каши. Иммануэль знала одно: на ней висело слишком много грехов, чтобы их сосчитать. Немудрено, что она не получала от Отца благословение кровью.
Если Лия и знала о многочисленных проступках Иммануэль, то не упоминала об этом. Она лишь отмахнулась от нее легкомысленным жестом.
– Грехи могут быть прощены. Когда милостивый Отец сочтет нужным, кровь придет. А после тебя возьмет мужчина, и ты станешь его, и он станет твоим, и все будет так, как и должно быть.
На это Иммануэль ничего не ответила. Щурясь на солнце, она смотрела в поле, туда, где стоял среди своих жен пророк, щедро благословляя столпившихся вокруг него прихожан и раздавая им назидания. Все его жены были одеты в одинаковые тускло-желтые платья цвета лепестков нарцисса, у всех меж бровей была высечена восьмиконечная звезда – святая печать, которой помечали всех женщин Вефиля в день их бракосочетания.
– Уж лучше я буду и дальше пасти овец, – сказала Иммануэль.
– А когда ты состаришься, что же? – спросила Лия. – Что тогда?
– Буду престарелой пастушкой, – заявила