Заточенный с фараонами. Говард Филлипс Лавкрафт
последующих ужасных событий, будь они реальные или воображаемые. Я видел себя зажатым в огромной ужасной лапе. Эта желтая волосатая лапа с пятью когтями тянулась ко мне из земли, чтобы раздавить меня. Когда же я перестал в ней сомневаться, то мне почудилось, что эта лапа и есть Египет. В своем видении я оглянулся на события предыдущих недель и увидел, как меня понемногу, ловко и незаметно, обольщает и завлекает дьявольский дух-упырь из древнего египетского чародейства, такой дух, который был в Египте еще до прихода сюда людей и будет тут после их ухода.
Я увидел ужас и нездоровую древность Египта в их неразрывной связи с гробницами и храмами мертвых. Я увидел призрачные процессии жрецов с головами быков, соколов, кошек, ибисов, призрачные процессии, безостановочно шествующие по подземным коридорам и лабиринтам с гигантскими пропилеями, рядом с которыми человек был не более мухи, и приносящие неназываемые жертвы немыслимым богам. Каменные колоссы шагали в нескончаемой ночи, гоня стада усмехающихся андросфинксов к берегам неподвижных рек из дегтя. А позади этого всего я видел несказанно злобную исконную некромантию, черную, бесформенную, жадно преследующую меня во мраке, чтобы разделаться с духом, посмевшим насмехаться над нею и с нею соревноваться.
В моем спящем мозгу разыгрывалась мелодрама чудовищной ненависти и преследования, и я увидел черную душу Египта, заметившую меня и звавшую меня неслышимым шепотом, звавшую и очаровывавшую меня, искушавшую меня наружным сарацинским сверканием, но все время толкавшую меня вниз в безумные от старости катакомбы и ужасы своего мертвого и бездонного царственного сердца.
Потом призраки стали принимать обличье людей, и я увидел моего гида Абдуллу в одеждах фараона и с усмешкой сфинкса на устах. И я знал, что его лицо – это лицо Хафры Великого, который приказал построить вторую пирамиду и переделать лицо сфинкса по своему подобию, а еще построил огромный храм при входе, мириады коридоров которого археологи собираются отнять у колдовского песка и молчаливого камня. Я смотрел на длинную узкую твердую руку Хафры, точно такую длинную, узкую и твердую, какую я видел у диоритовой статуи в Каирском музее… у той статуи, что была найдена в страшном храме при входе… И я подивился, почему я не закричал, увидев ее у Абдуллы… Эта рука! Она была отвратительно холодной, и она сжимала меня… Холодный давящий саркофаг… Холодный давящий Египет незапамятных времен… Это был сам ночной замогильный Египет… желтая лапа… и они такое шептали о Хафре…
Но тут я начал приходить в себя, по крайней мере я уже не спал и не грезил во сне. Я вспомнил драку на вершине пирамиды, предателей бедуинов, напавших на меня, мое страшное падение в нескончаемые каменные глубины и мой безумный полет в ледяном пространстве с гнилостным благоуханием. Я понял, что лежу на сыром каменном полу и мои путы все так же впиваются мне в кожу. Было очень холодно, и мне показалось, будто я чувствую зловонное дуновение. Порезы и синяки, которые я получил,