Запоздалое признание. Болеслав Лесьмян
зернышки не скачут —
По лужайке запивохи пятками кулачат.
Окрутила на припеке бледная Полдница,
Чтоб Свидриги и Мидриги пляской насладиться.
Зазирала в очи нежно, словно бы в кормушку.
«Порешите меж собою – кто возьмет подружку?»
«Это мне, – сказал Свидрига, – грудь белее лилий!»
«Это мне, – шипит Мидрига, – а не то – могиле!»
Хвать – один ее ладошку, и другой – ладошку.
«Мы разделим полюбовно девицу-немножку!»
А она в лицо смеется, но совсем неслышно.
А она в уста им дышит, но совсем бездышно.
Разнялась на половинки – радостной прибавой —
И сестрицами предстала – левою и правой.
«Нынче каждому вдосытку – собственный отломок!
Нынче с каждым потанцуешь до глухих потемок!
Ты одна – руки четыре, и четыре ляжки!
Наповал увеселимся с этакой милашки!»
Исподлобясь перед пляской, ровно перед дракой,
Задали переполоху с девкой обоякой!
Скачут наперезадорку, кто кого почище.
Серы пыльные подметки, серы голенища.
Вот закрутка, перекрутка и опять закрутка:
Чабрецу, тимьяну жутко – и ромашкам жутко!
Тот орал: «А ну-ка, сдохни!» – а другой: «В порядке!»
Это пляска до улежки, пляска до покатки!
Так умаяли девицу в диком поединке,
Что погибли в одноразье обе половинки.
«Закопаем на погосте мы и ту, и эту:
Вместе прыгали по свету – и уйдут со свету.
Закопаем на погосте – и приветец девке:
Будет правке – отходная, отходная – левке».
Ей одна была могила, но два разных гроба.
Эхом охнула округа – заплясали оба!
Оба сыты, оба пляшут, да с разгульной страстью,
То и дело разеваясь незабитой пастью.
Скачут, будто захотели вырыгнуть погадку, —
На присядку, на закрутку, снова на присядку!
Даже смерть пошла поскоком в пляске двоегробой,
Даже старое кладбище екает утробой!
Безначальным, бесконечным проносились кругом,
Аж подземные глубины гукали под лугом!
В голове Свидримидриги мутно от усилья,
Словно вихрем нашвырнуло на ветрячьи крылья!
И повыдуло им память с первого повева,
Где на белом свете право, где на свете лево, —
И в каком гробу какие скачут полмолодки,
И кому какие милы для любовной сходки.
Так перхает в очи тьмою вихорь-торопыга,
Что не знают, кто Свидрига, кто из них Мидрига.
Отворяется им смерти черная хорома:
«Будет вам по домовине, будете как дома!
Вон таращится загробье глазом, ровно зевом:
Для тебя, Свидрига, – правым, для Мидриги – левым!»
И попадав на коленки, заплясали живо
На коленках, на коленках – прямо у обрыва.
А потом – на четвереньках, а потом – на пузе,
Дружка дружку обнимая, а потом валтузя.
И