Старый дом. Михаил Климов
фуфел, получается, был подарен музею. Типичный Горохов – из любой ситуации извлекать всю возможную выгоду.
Прохоров вдруг понял, что состояние лихорадочной активности, которое колбасило его последние несколько часов, отступило, что он с трудом различает буквы на мониторе. Тогда он выключил комп и отправился спать.
12
И снился ему странный сон. Точно как в ту пору, когда он начинал свою книжную деятельность, снилась ему большая комната со столами.
А на столах – книги.
Странность была не в этом, не в повторе сна через почти сорок лет, а в том, что Слава спал, видел сон и одновременно осознавал, что он спит и видит сон. И в этом сне он подумал, что за эти годы класс его как книжника явно возрос и столы стали полнее, а книги на них – дороже.
Конечно, он не помнил, что видел тогда, но вон там лежит, судя по надписи на тонком корешке, «Легенда о Петре Пахаре», скорее всего, лондонского издания 1561 года, и Слава был уверен, что внутри есть знаменитое «Кредо», напечатанное крайне малым тиражом и почти не встречающееся. Тогда, тридцать пять лет назад, он ничего не слышал об этой книге, да и сейчас знал только потому, что она как-то попалась ему и пришлось заниматься ее историей.
Прохоров даже не стал брать экземпляр со стола, он хорошо помнил, как мучительно избавлялся от предыдущего, потому что собирателей иностранных книг в России не было, все соглашались: да, редкость невероятная, но покупать не спешили. А контрабандой тащить ее на аукцион куда-нибудь в Лондон, не очень хотелось. Наш герой слишком хорошо помнил советские времена, и там, где можно было не нарушать закон, старался его не нарушать.
Куда он ее дел тогда?
Кажется, разменял с Валетом на гору дурацких собраний издательства Маркса. Это, с точки зрения любого нормального библиофила, были не книги, но в отличие от «КНИГ», они продавались.
Он перешел к следующему столу, потому что на первом, как он успел разглядеть, лежали только иностранные издания, а на них сегодня смотреть не хотелось, как на бывшую красавицу, сильно состарившуюся и никому не нужную.
Тут, на втором, все было лучше. Хотя тоже – не гуд. Потому что тут лежала поэзия, но не Пастернаки и Цветаевы, которые «всяк возьмет», а… Слава такие книжки называл «Володины стихи», потому что «зять» как раз такое и собирал. Никому не известные, полузабытые люди, среди которых наверняка есть отличные поэты (наш герой себя в этом вопросе компетентным не считал и со своим мнением не высовывался), но только вот продать их было почти невозможно…
Купить, впрочем, тоже. Как известно, на антикварном рынке существуют два класса редкостей: нечто, что стало редким по объективной причине – мало экземпляров изготовлено, что-то случилось с теми, что уже сделали, например, сгорел склад с готовой продукцией. Для книг еще добавлялся цензурный запрет, когда уже напечатанную книгу забирали в лавках и уничтожали, а еще бывали случаи, когда это делал сам автор, как было с книгой «Мечты и звуки» Некрасова.
А есть другая