Африканский капкан. Рассказы. Николай Бойков
любила…». Но он еще сам не верил, что строит дом.
Строительство затянулось на все перестроечные годы. Дом из бутылок особенно нравился Рюму утром, когда стены ловили солнечные лучи и разбрызгивал их на цвета радуги, медленно от этого нагреваясь.
Но дом притягивал не только осколки света, но и осколки жизни. Сначала Леха привел бывшего летчика. Его встретили они с Рюмом в кафе-пельменной у вокзала. Шел дождь. Хозяину хотелось горячего, а верному псу – сухого тепла под столом. Незнакомец был одет прилично, но сидел одиноко. На внимательный взгляд хозяина собаки кивнул и спросил:
– Служил?
Леха-хозяин ответил откровенно и коротко:
– Спецназ.
Незнакомец протянул руку:
– СУ– 27, летчик. Служил на Байкале, вернулся на Украину. Не прижился нигде…
– Жилье тебе надо, квартиру свою, чтоб от людей не отбиться.
– Отбиться? Отбиваются от врагов.
– Я в том смысле, чтобы по-человечески. По людскому закону. С людьми вместе, а не отдельно… Ген выживания, что ли…
– Выживания? Где ты выживание видишь? Жадность это. Жадность и зависть. Посмотри вокруг, какие хоромины на бывшем пшеничном поле. От природы? Зверь берлогу или гнездо только для защиты своей или для заботы о ком-то строит, а человек – дом «для продажи!» Зачем?! Такой ген природа дала, а человек потерял. Мне на поле аэродромное самолетом садиться, а там кошку с бантиком на прогулку вывели – куда садиться? Зачем аэродром под кошку продали? Это полюс в мозгах сбился, винтик какой– то, сломался. Который от бога в человека вложен был… Был ген, а теперь хрен – жадность в душе выросла, деревом эдаким. Видал?! – Показал двумя руками, растопырив и шевеля пальцами. – А зачем сквозь меня дерево?
– Сам придумал?
– Нет, прочитал в газетке, ученый открытие сделал и в лес жить ушел…
– Понятно. Ну, мы не ученые. Открытий делать не будем. Жить хочешь – ко мне идем, места хватит… – заключил Леха просто.
Летчик задержался до весны и каждый вечер, после бутылки на двоих, повторял только эти слова: «Ген сломался…», других слов, кажется, он или не знал, или забыл.
Леха летчика не искал, но вспоминал часто: «Гляди, Рюм, самолетом наш летчик управлять научился, а людские слова забыл, почему? Обиделся. А на людей обижаться нельзя. Если что и сломалось в нас, человеках, так от этого не отворачиваться, а пригреть надо. Может и ген этот, который сломался, пригреть… Муравей к муравью. Клеточка к клеточке… Ты ко мне почему ластишься? Теплу рад. Вот я и другое мое открытие делаю: главная от человека польза – тепло. Ты меня понимаешь, Рюм?..
Это было второе собственное умозаключение гражданского Лехи.
Потом был бывший старший механик танкера «Балашиха» – вальяжный, спокойный, разговорчивый: «…во Франции, в Бресте, стояли на ремонте мы четыре месяца! А я познакомился с дамой – француженка! –