Прежде чем сдохнуть. Анна Бабяшкина
повелитель»? – я тут же поняла, какую именно сцену Соколова имеет в виду. Ох, не зря я выписала этот отрывок в свой «разоблачительный» файлик! Так и знала, что это списано с натуры.
– Ага, именно про этот диалог я и говорю, – Натка пристально посмотрела на меня, – очевидно, я слегка насторожила ее своим ответом, демонстрирующим слишком уж заинтересованное отношение к предмету беседы.
Но инерция доверительности была уже слишком сильна, и недорассказать она не могла.
– Эта сцена, она не придумана. Это реальный разговор между Алкой и Рафом, – подтвердила мои ожидания Натка. – Только она тогда совсем не правильно поняла смысл происходящего.
– Это был тест для нее, проверка? – я не стала ради маскировки изображать тупость.
– Да, вроде того, – кивнула Соколова. – Я тогда уже была весьма беременна, и Раф как-то внутренне заметался. Не то чтобы он сразу воспылал желанием разойтись с женой и на мне жениться. Наоборот, поначалу он всячески делал намеки, чтобы я не обольщалась и не рассчитывала. Я, конечно, и не мечтала. Мне и не надо было. Но как-то его слегка переклинило. Вот тогда он и задал Алке этот вопрос, мол, а если ты забеременеешь? И она ответила то, что ответила: «Как хочешь, так и будет. Захочешь аборт – сделаю». По-видимому, он ждал других слов. Он решил, что раз она не такая же специфическая тетка, как я, не спит и видит общих детишек, то она его на самом деле не любит. Тут его и понесло: «Представляешь, она готова была убить моего ребенка! И говорит, что любит! Да она, при случае, и мне аппарат искусственного дыхания отключить сможет». Переубедить его было уже невозможно. Впрочем, не буду врать, что я особенно пыталась. Ну и вскоре они разошлись. Алка, по-моему, даже толком не поняла, почему. Раф ведь такой: если уж он принял решение, вычеркнул человека из своей жизни, то уже не считает нужным тратить время на разъяснение «политики партии». Алка, похоже, тогда решила, что всему виной первые морщины, и еще старательнее обкололась ботоксом. Возможно, если бы тогда в их отношения не влезла я, рано или поздно они вместе дозрели бы до ребенка. А тут у Рафа уже крышак слегка снесло, он считал, что все девушки мира спят и видят его отцом своих детей. А Максимова, похоже, тоже была в таком от себя восторге, что, как и он, ожидала, что ее о наследнике будут умолять, стоя на коленях. Помнишь, у нее в одной из книжек тоже такой пассаж есть, мол, не тот нынче пошел мужик – не падает ниц с мольбою о детях? Оба же, блин, звезды. Никто не готов был другого уговаривать.
Пока наши престарелые девушки делили сердце покойного Оганесяна и пересчитывали его наследство, я с грустью поняла, что, в сущности, напрасно потратила время на изучение книжек Максимовой. В сложившейся ситуации, когда над нею не усмехался только тот, у кого паралич лица, надавать ей литературно-критических пинков было бы совсем уж моветоном. В сущности, вера в свои литературные таланты последнее, что у нее сегодня осталось. Если ее еще