Первенцы. Дарья Чернышова
седой, пугающе спокойный Марко Ройда лишь кивнул и сделал вид, что не заметил протянутой руки обретенного родственника. Ветта сочувственно улыбнулась и отвела брата в назначенную ему комнату.
– Завтра праздник, – напомнила она. – Он будет немного приветливее, вот увидишь.
– Мать приедет?
– Нет. Сегодня Гашек отвозил ей припасы и передал, что она приболела. Между прочим, он сообщил и о тебе.
Войцех вздрогнул.
– А она?
– Сказала, что хочет заобнимать тебя до смерти.
Он представил себе серьезное лицо госпожи Берты – а Войцех не сомневался, что она говорила это совершенно серьезно, – и его опять передернуло. Ветта рассмеялась.
День ее рождения задался с самого начала. Войцеху ни в чем не отказывали, будто это он сегодня родился. Например, еще до полудня милая Лянка выкроила для него немного времени, чтобы побыть наедине – вышло весьма приятное свидание. Когда прачка вынужденно покинула объятия господина, чтобы вернуться к своим обязанностям, он отправился на кухню, где дочка местного батрака по первому требованию налила большую кружку вкуснейшего имбирного эля. Войцех уходил с кухни трижды, но каждый раз возвращался за добавкой. Набрав немного в выданный Гаврой бурдюк, господин Ольшанский прекрасно скоротал время до праздничного ужина, совершая возлияния за конюшнями.
За столом собрались сразу после заката, только втроем. Иногда перед глазами мельтешил хромой управляющий, иногда – очаровательная батрачка с кухни. Ветта сидела между Марко и Войцехом, с тенью беспокойства посматривая в обе стороны: едва завидев шурина, господин Ройда вдруг помрачнел. Войцех искренне не понимал, что не так: говядина таяла на языке, а вино из киртовских подвалов оказалось лучшим, что он пил за последние полтора года. Сестра поначалу пыталась завести разговор о малозначимых вещах, вроде следующего урожая, но ее никто не поддержал. В малом зале повисла унылая, под стать хозяину, тишина. Настало время спасать праздник.
– Зятек, – весело сказал Войцех, поднимая кубок и одновременно подмигивая сестре, – а расскажи, каково было в Хаггеде.
Ветта прикрыла глаза ладонью и попросила его прекратить пить, возможно, уже не в первый раз. Войцех поднял обе руки над столом – смотри, больше не притронусь, – и вдруг Марко Ройда ответил:
– На войне убивают людей. Не лучшее сейчас время об этом рассказывать.
– И ты убивал? – поинтересовался Войцех.
– И я.
– За это тебя прозвали Крушителем Черепов?
– Наверное. Свида, убери отсюда вино.
Управляющий унес кувшины и унесся сам – поразительно быстро для хромого.
– А знаешь что, – сказал Войцех, – я тоже… Крушитель. – Он вскочил, но его так лихо повело в сторону, что пришлось снова опереться на столешницу. – Черепов Крушитель, – объявил он. Получилось как-то слишком уж громко. Ветта отодвинула стул, собираясь встать. – И я убивал. Шулера одного прикончил. В карты он играть любил, зараза, а проигрывать, видать, не любил. А я отучил мухлевать, знаешь, камушком