Роза и Крест. Элеонора Пахомова
заморских вероучений. Ободрали его в этой секте как липку. Ну, это уж как водится. А потом, когда стараниями родственников его удалось оттуда выкорчевать, он на православной религии помешался, на нашем языке – заменил один костыль другим. С каждым годом ситуация с его психическим состоянием ухудшается. Но, как видишь, несмотря на дурь, предпринимательский гений его пока не подводит. Высоко поднялся мужик. Ладно, давай еще по одной. За то, чтоб в здоровом теле был здоровый дух!
Замятин разлил, они выпили. В руке Ливанова осталась пустая рюмка, он перекатывал ее в пальцах и задумчиво рассматривал прозрачный стеклянный обод по верхнему краю. Обод был округлым, гладким, но толщина стекла на нем распределялась неровно, местами прозрачная гладь походила на застывшие капли. Вращая рюмку и вглядываясь в причудливую игру света на неоднородной поверхности, на то, как по-разному она преломляет лучи электрической лампочки под потолком, Ливанов думал о чем-то своем. А потом поднял на Замятина глаза и сказал:
– Знаешь, будь моя воля, я бы всех людей в обязательном порядке отправлял к психотерапевтам лет так в восемнадцать. Или при получении первого паспорта. Устраивал бы обязательный углубленный психический осмотр перед выходом человека в большую жизнь. Ты даже представить себе не можешь, сколько у людей искажений в картине мира, причем таких, которые чаще всего мешают им жить, начисто лишают их возможности испытывать простое человеческое счастье. Люди набираются всевозможных психотравм еще до совершеннолетия и всю оставшуюся жизнь волокут на хребтине эти тюки, которые не позволяют им разогнуться и взглянуть на мир под прямым углом. Ты представляешь, как было бы круто, если бы перед тем, как зажить самостоятельной взрослой жизнью, каждый проходил бы курс психотерапии, который избавляет от искажений в восприятии реальности? Вполне возможно, что тогда человечество не узнало бы того же Гитлера или хотя бы вот этого потрошителя.
Ливанов снова ткнул пальцем в изображение убиенного профессора.
– Представляю. Но тогда психотерапевты, возможно, стали бы самыми влиятельными людьми на планете. Ведь при желании можно починить, а можно и доломать.
Ливанов рассмеялся.
– Заешь, за что я тебя люблю, Иван? Люблю и уважаю! – завел он, видимо, начиная хмелеть. – За то, что ты нормальный и здоровый! А потому простой, правильный и четкий. Ты сам-то хоть знаешь, как тебе в этой жизни повезло?
О том, что в жизни ему повезло, Замятин знал. И более того, хорошо помнил, в какой именно момент на него снизошла удача. Это случилось в 12 лет, когда в ушах у него эхом отдавался глухой звук ударов собственной головы о грязно-белую стену, а под ребрами словно гуляла шаровая молния, обжигая искрящимися плетьми.
Его детство прошло в интернате, затерянном в Подмосковье. Конечно, в этом детстве было все то, чего быть не должно. Чувство одиночества и ненужности, враждебности мира и незащищенности,