Побег в леса. История мальчика, который выжил. Гэри Паулсен
а на гусей. Он их не любит.
Она ткнула пальцем куда-то за спину мальчику. Он обернулся и увидел целую гусиную стаю, которая шла за ними ярдах в тридцати. Когда он повернулся, двое гусей опустили головы, расправили крылья и зашипели.
– Они хотят напасть на меня?
– Не нападут, пока я с тобой, – Эди рассмеялась. – Мы несколько раз пытались выяснить, кто тут главный, и оказалось, что я.
Она подняла чемоданчик и пошла дальше.
– Пойдём, я покажу тебе твою комнату.
– У меня будет своя комната?
У него никогда не было своей комнаты. Сколько себя помнил, он спал на диванах в маленьких, очень маленьких однокомнатных квартирках. Иногда спал на полу. В его памяти все места, где он жил, всегда были тёмными и серыми, даже днём. Места для мыслей о собственной комнате там никогда не было. Зато всегда находилось место запахам виски, пивной рвоты и табачного дыма, бледному свету, проникавшему через грязные солнечные очки, и шуму машин и надземного метро[8].
– Совсем моя? Настоящая комната?
Эди не ответила, только жестом показала, чтобы мальчик шёл за ней, в дом. Они вошли на узкое застеклённое крыльцо, с него прошли на кухню, и там мальчик почувствовал такие прекрасные запахи, что снова остановился. Пекущийся хлеб, жареный бекон, свежее молоко, ещё хранящее тепло коровы, тушёное мясо в большом чёрном чугунке. Запах этого мяса был незнакомым, но от него у мальчика потекли слюнки. Он огляделся, осматривая грубые деревянные полки, на которых лежали две буханки только что испечённого хлеба цвета свежего мёда, и металлическую полку для подогрева – на ней стояла сковорода с дымящимся беконом.
Запах и вид еды заставили мальчика осознать, что он умирает от голода. Но Эди прошла через кухню, мимо плиты, и за угол, к ведущей на второй этаж лестнице в два фута[9] шириной. Эди всё ещё шла впереди с его чемоданчиком, а ступени были такими узкими и высокими, что он ничего не видел, пока не достиг верха лестницы.
Это не была полноценная комната, скорее чердак с мансардным окном, выходящим, как оказалось, на восток – каждое утро в него светило солнце. За окном был виден небольшой холм, засеянный кукурузой, доходившей мальчику до плеча. Холм плавно вздымался к сплошной стене леса, которая поднималась к самому небу. Мальчику казалось, что всё это – картина, написанная прямо на окне.
Рядом с окном стояла медная односпальная кровать со здоровенной подушкой и толстым лоскутным одеялом, которые, как мальчик выяснил позже, были набиты гусиным пухом.
Рядом с кроватью – тумбочка, на которой стоял небольшой графин, а рядом с ним – стакан. Для мальчика.
Для него.
Он сел на край кровати и заплакал. Не как тогда, когда испугался гусей, или из-за того, как на него смотрел Орвис, когда он дал слишком много зажигания. Нет – это были слёзы счастья, едва заметные. Эди увидела это и села рядом с ним. Она обняла его, и ему это понравилось.
– Тут не о чем грустить, – сказала она.
– Я не грущу, – пробормотал он, зарывшись лицом
Часть линий чикагского метро (например, старейшая его ветка –
1 фут = 30,48 см.