Ничего. Алексей Николаевич Евстафьев
речью. – упрямо докладывал неуёмный звонарь. – Получил от трудящихся разбавленного антифриза в стакане, малосольный огурец на закусь, и в благодарность попытался изобразить гимнастическое упражнение «ласточка», а хотя: девушка! хотите я из вас сделаю чемпионку мира по акробатике?.. лезьте под меня!.. сама ты «гоблин вислоухий», едрить-твою-раскудрить!..
– Заткнись! – осипшей собачонкой тяфкнул кролик Слон.
– А вот чего ты отчебучил до троллейбуса – этого ни в сказке сказать, ни пером описать. – настойчиво бухтел звонарь. – Выдающиеся кренделя вытанцовывал на именинах Жирафушки Кроткоокого, а он, между прочим, работает судьёй Басманного района города Мосгвы, и тебя первый раз в жизни видел. На именины тебя затащили палачи Вздрюч и Вздроч, а ты обещал им, что будешь вести себя паинькой, хотя, и допускал некоторое оплошности.
– Ну вот, некоторые же обещал… – попробовал найти утешительные моменты кролик Слон.
– И сразу принялся застольные тосты провозглашать, пил без передыху, и «за милых дам», и за «за лося, чтоб хотелося, моглося, богателося и еблося», и за «ручки, ножки стали зябнуть – не пора ли нам дерябнуть?»… Потом принялся рассказывать, что, дескать, был выдающимся артистом балета и прогремел на весь мир и завистников нажил, а потом был изгнан из балетной труппы, на взлёте-то славы!.. Вроде того, что и публика, после твоего изгнания, два года в Большой Театр не ходила, брезговала пялиться на Цискаридзе, а хотя: девушка! хотите я вам расскажу, как мы втроём, помнится – я, Григорович, и ещё какой-то хрыч из министерства культуры – репетировали балет Чайковского?.. прошвырнулись свежим взглядом по затхлой классике… по этим, по лебедям-то херовым… пампампампам-парара-пампам… пампампампам-парара-пампам… Ну, было такое или нет? Помнишь?
– Отстань!.. Было и было, плевать. – всё больше грустил кролик Слон.
– Правильно, теперь тебе хоть ссы в глаза – всё божия роса!..
С трудом одевшись в любимый летний полукомбинезон василькового цвета, кролик запрягся в тележку и доплёлся до фермы. Всем своим крючковато-сгорбленным видом, напоминающим Апеннинский полуостров, он выказывал, что его надо чисто по-человечески пожалеть. Матушка-молочница Опрокида Кувырдаевна жалостливо погладила уши кролика.
– Знаете ли, кролик, – сказала она. – у вас какой-то очевидный недосып наблюдается. И за уши вас вчера никто не таскал, не помните?
– Если бы вы могли представить! – с трудом воскликнул кролик. – Вчера весь день именины праздновали дружной компанией – и хоть бы кто-нибудь меня остановил и домой отвёз. Вы же знаете, я не пью, разве только друзья попросят хорошенько, да и то – за здоровье дорогого именинника. А разве можно за здоровье именинника не выпить? это же грех, матушка-молочница, обычный житейский грех!..
– И ещё какой! – всплеснула руками Опрокида Кувырдаевна. – Сегодня вы ему здоровья не пожелаете, а завтра он вас и к дверям не подпустит, скажет «чтоб ты сдох, невежливый товарищ»!..
– Да, да, я терпеть