Звёздный отпрыск. Матвей Борисов
признаёт его авторитет.
Геракл молча взял в крепкие руки заветный сосуд, медленно откупорил и по-европейски наполнил оба стакана наполовину.
– Если принесла ещё и огурец, то командовать парадом будешь ты, – сказал он с усмешкой.
– Нет, – решительно возразила она. – Ты старше, значит командир.
Как положено, чокнулись и выпили залпом за встречу.
– С детства не люблю огурцы, – откровенно призналась Сирена, доставая из сумочки стеклянную банку с маринованной исландской селёдкой, жестяную банку со шпротами и упакованную в целлофановый пакет половинку нарезанного ржаного хлеба.
– А я не люблю нарезной хлеб, и терпеть не могу латвийские и эстонские шпроты, перенасыщенные бензапиреном и провонявшие мерзким запахом лютой ненависти, – сказал Геракл, наливая по второй.
– Эти шпроты наши, из Калининграда – импортозамещение. Пахнут копчёностями и маслом, никакой отравы не подмешано, – поддержала его патриотический порыв женщина.
Выпив до дна и наскоро закусив, они продолжили беседу уже совсем в другом тоне. Естественное для специальных агентов всех стран недоверие к себе подобным сменилось задушевной приязнью, свойственной только русским военспецам после хорошей выпивки и закуски.
– Где и как вы познакомились? – Возобновил свои расспросы Геракл, когда содержимое бутылки иссякло.
– В Нью-Йорке за неделю до побега. Совершенно случайно встретились в отеле Marriot Marquis, где проходила международная конференция по вопросам геополитики, – начала она свой рассказ. – Я получила тогда задание познакомиться совсем с другим человеком – профессором политологии из Лондона. Но тот не явился. А этот налетел на меня в холле с бокалом шампанского и облил, испортив эксклюзивное платье ценой в десять тысяч баксов. Такой неловкий, как ребёнок. Я сразу поняла, он особенный, но не сразу распознала в нём соотечественника. Эдик, он так назвался, хотя конечно соврал, пригласил меня на следующий день не как все в ресторан, а на открытие выставки модернистов. Жуткое было зрелище. Там разразился шумный скандал. Уборщица ночью выкинула на помойку инсталляцию знаменитого художника, приняв за кучу мусора. Автор произведения страдал острой формой эротического фетишизма и к выброшенным вещам испытывал патологическое влечение. Он рыдал, бился в истерике головой об пол и стены, просил, чтобы его кастрировали и умертвили. Вокруг собралась толпа, какой-то расфуфыренный мужик в давке под шумок начал меня лапать за задницу. Эдик влепил ему пощёчину. Тот оказался мазохистом, подставил вторую щёку, попросил ещё. Тогда я его приложила коленом в пах. Мы выбежали на улицу, не дождавшись финала драмы. Потом всё-таки пошли в ресторан, потом к нему. Эдик жил в студенческий городке за площадью Вашингтона в Гринвич-Виллидж на западе Нижнего Манхэттена, а стажировался в частном Нью-йоркском университете. Среди выпускников и преподавателей этого учебного заведения 31 нобелевский лауреат, 16 лауреатов Пулитцеровской премии, 19 лауреатов