Тигана. Гай Гэвриел Кей
нервно разглаживая на толстом животе свой лучший атласный камзол. Дэвин, от нечего делать наигрывавший на одной из свободных сириний свою самую первую колыбельную, ободряюще улыбнулся снизу вверх своему работодателю. Теперь уже своему компаньону.
Уже в семнадцать лет Дэвин перестал быть учеником. Менико, устав отказываться от предложений перепродать контракт своего юного тенора, в конце концов предложил Дэвину стать членом Гильдии странствующих певцов и постоянное жалованье. Сперва он, разумеется, дал понять, сколь многим молодой человек ему обязан и что лишь преданность можно считать приблизительно адекватной платой за подобную милость. Собственно говоря, Дэвин это знал, и в любом случае он любил Менико.
Год спустя, после очередных предложений от хозяев конкурирующих трупп во время летнего свадебного сезона в Корте, Менико сделал Дэвина компаньоном и дал ему десять процентов от выручки. Произнеся, почти слово в слово, ту же речь, что и в прошлый раз.
Это была большая честь, и Дэвин это понимал. Только старый Эгано, барабанщик и мастер игры на басовых струнных из Чертандо, который был вместе с Менико со дня создания труппы, тоже имел долю партнера. Все остальные были учениками или странствующими музыкантами на временных контрактах. Особенно сейчас, когда после весенней эпидемии чумы на юге все труппы Ладони испытывали нехватку в людях и старались заполнить бреши временными музыкантами, танцорами и певцами.
Призрачная цепочка звуков, едва слышная, отвлекла внимание Дэвина от сириньи. Он поднял глаза и улыбнулся. Алессан, один из троих новых членов труппы, легонько наигрывал мелодию той же колыбельной, которую играл Дэвин. На тригийской пастушеской свирели мелодия получалась странной, неземной.
Алессан, черноволосый, но уже с сединой на висках, подмигнул ему, продолжая перебирать пальцами дырочки свирели. Они вместе завершили песню – свирель, сиринья и тихий голос тенора.
– Жаль, что я не знаю слов, – с сожалением сказал Дэвин, когда они закончили. – Мой отец научил меня этой мелодии еще в детстве, но он так и не смог вспомнить слов.
Худое подвижное лицо Алессана оставалось задумчивым. Дэвину немногое было известно о тригийце после двух недель репетиций, только то, что этот человек необычайно искусно играет на свирели и на него можно положиться. Как партнера Менико, его больше ничто и не должно было интересовать. Алессан редко сидел в гостинице, если не было репетиций, но всегда являлся точно в назначенное время.
– Может быть, я и смогу их для тебя вспомнить, если хорошенько подумаю, – ответил он, характерным жестом запуская пальцы в волосы. – Когда-то, очень давно, я знал эти слова. – Он улыбнулся.
– Не беспокойся, – сказал Дэвин. – Я же до сих пор жил, не зная их. Это всего лишь старая песня, память о моем отце. Если останешься с нами, можем зимой попытаться вспомнить их вместе.
Он знал, что Менико одобрил бы его последний ход. Хозяин заявил, что Алессан ди Тригия – находка и к тому же выгодная,