Мартин Иден. Джек Лондон
это сделали не намеренно, но моя песенка после этого уже была спета. И смотреть на меня больше не стала. Все про вас расспрашивала. Она бы сразу назначила вам свидание, если бы вы только захотели.
– Да я вовсе и не хотел этого.
– Все равно. Я так и остался ни при чем. – Джим почтительно поглядел на Мартина. – Как вы этого добиваетесь, Март?
– Да тем, что остаюсь равнодушным к ним, – последовал ответ.
– То есть притворяетесь, будто они вас вовсе не интересуют? – с любопытством спросил Джим.
Мартин задумался на секунду:
– Да, пожалуй, можно и так сказать, но у меня другое: мне они и вправду безразличны… или почти. Ну, а если вы сумеете притвориться, это, я думаю, подействует.
– Жаль, что вы вчера не были у Райли, – вдруг, без всякой связи с предыдущим разговором произнес Джим. – Многие там даже в перчатках для бокса были. Был один тип из Западного Окленда. Его Крысой зовут – скользкий, как угорь. Никто не мог победить его. Мы все жалели, что вас нет. Где вы пропадали?
– В Окленд ездил, – ответил Мартин.
– В театр?
Мартин отставил тарелку и встал.
– Придете сегодня на вечеринку? – крикнул ему Джим вслед.
– Не думаю, – отозвался он.
Он спустился и вышел на улицу, глубоко вдыхая воздух. В атмосфере сестриной квартиры он буквально задыхался, а болтовня подмастерья чуть не свела его с ума. Минутами он с трудом удерживался, чтобы не схватить Джима за голову и окунуть ее в миску с кашей. Чем больше болтал Джим, тем больше отдалялась от него Рут. Как ему надеяться подняться до нее, когда ему приходится жить с такими скотами? Его ужаснула трудность предстоящей ему задачи: он чувствовал, как его подавляет вся обстановка жизни – жизни рабочего класса, когда все и вся тянет его вниз, – и сестра, и ее семья, и дом, и подмастерье Джим, – все люди, которые его окружают. Все его существование вдруг показалось ему противным. До этого времени он принимал жизнь как она есть и считал, что она в общем недурна. Он задумывался над ней лишь под влиянием прочитанных книг, но ведь то были волшебные сказки, в которых описывался лучший, но не реальный мир. Теперь же он воочию увидел этот мир, узнал, что он существует, и центром его была женщина-цветок, по имени Рут. И потому ему отныне придется узнать горечь неудовлетворенного желания, томительную жажду, острую, как боль, и безнадежное отчаяние, еще более мучительное оттого, что оно порой сменялось надеждой.
Сначала он колебался, в какую библиотеку ему пойти – в Берклейскую или в Оклендскую; наконец остановился на второй – ведь Рут жила в Окленде. Кто знает, возможно, она зайдет в библиотеку, и он встретит ее там. Он не был знаком с устройством библиотек и долго блуждал между полками беллетристики; наконец, хорошенькая, похожая на француженку девушка, по-видимому, заведовавшая этим отделом, объяснила ему, что справочный отдел находится наверху. Но он не знал, что нужную справку можно получить у сидевшего за конторкой служащего, и пошел странствовать по отделу философии. Он слыхал, что существуют философские сочинения, но никогда