Шагги Бейн. Дуглас Стюарт
сне открылся, его веки чуть подрагивали, он пребывал где-то далеко-далеко – не стоило его тормошить.
Агнес тихонько закрыла дверь и прошла в свою спальню, пошарила между слоями матраса и извлекла оттуда знакомую бутылку водки. Встряхнув ее содержимое, она налила себе в кружку жалкие остатки, а потом присосалась к горлышку в надежде на последние капли и уставилась на огни города внизу.
Когда Шаг в первый раз не вернулся домой после вечерней смены, Агнес все предрассветные часы провела на телефоне – обзванивала больницы и всех знакомых таксистов. Просматривая свой черный список, она обзвонила всех своих подружек, спрашивала невзначай, как они поживают, но ни слова не сказала о загуле Шага, она даже себе не хотела признаваться в том, что он в конечном счете сделал это.
Женщины рассказывали ей про свое житие-бытие, а она только прислушивалась к другим звукам в их комнатах – не раздастся ли голос Шага. Теперь она хотела сообщить этим женщинам, что ей все известно. Она знала о запотевших окнах его такси, о его жадных руках, о том, как они, вероятно, с тоской в голосе умоляли Шага увезти их подальше отсюда, когда он вставлял им свой ствол. От таких мыслей она почувствовала себя старой и очень одинокой. Она хотела сказать им, что все понимает. Она все знала об этих восторгах, потому что было время, когда сама им предавалась.
Было время, когда ветер, прилетавший с моря, до синевы холодил ее бедра, но Агнес ничего этого не чувствовала, потому что была счастлива.
Тысячи мерцающих огней с набережной заливали ее светом, а она шла к ним с открытым ртом. Она была настолько ошарашена, что едва могла дышать. Черные блестки на ее новом платье отражали яркие огни, отправляли их мерцание назад в толпу, пришедшую на Двухнедельную ярмарку, и толпа начинала светиться не хуже самой иллюминации. Шаг поднял ее, поставил на пустую скамью. Огни горели по всему берегу, насколько хватало глаз. Все здания соревновались друг с другом, мерцая тысячью собственных праздничных лампочек. Здесь были вывески американских салунов со скачущими лошадьми и подмигивающими ковбоями, рядом отплясывали танцовщицы в духе Лас-Вегаса. Она посмотрела на Шага, который сиял, глядя на нее. Он был красив в своем добротном черном зауженном костюме. Выглядел так, будто что-то собой представлял.
– Я уже забыла, когда ты в последний раз водил меня на танцы, – сказала она.
– Я еще могу зажигать. – Он осторожно перенес ее со скамьи на землю, на мгновение сжав ей талию. Шаг мог видеть набережную в ее глазах, захудалый гламур клубов и приключения танцплощадок. Он спрашивал себя, неужели и все это потеряет для нее блеск. Он снял пиджак, накинул ей на плечи.
– Да, огни Сайтхилла после этого будут казаться другими.
Агнес пробрала дрожь.
– Давай не будем говорить о доме. Сделаем вид, будто мы убежали.
Они шли по мерцающей набережной, стараясь не думать о мелких повседневных делах, которые сеяли рознь между ними, заставляли жить в квартире высотного дома, где за стенкой их спальни храпели ее мать и отец. Агнес