Москва в эпоху Средневековья: очерки политической истории XII-XV столетий. Ю. В. Кривошеев
она становится общерусским лидером в процессе, получившем в исторической литературе наименование собирания русских земель.
Авторы посчитали возможным дать эту древне-средневековую историю Москвы на фоне грандиозного полотна общерусской средневековой истории, но так, чтобы везде оставался заметным, осязаемым вклад Москвы на всех этапах становления и развития Руси в XII–XV вв.
I. Москва от Кучковичей до Ивана III
Начало Москвы и Кучковичи
Источники, прежде всего летописи, по древней истории Русского северо-восточного края, в том числе Москвы, чрезвычайно скудны. Однако в научном обращении существуют легенды о начале Москвы, имеющие, по мнению историков, древнюю фактическую основу, хотя до нас они дошли в списках XVII–XVIII вв. Эти предания активно используются историками и сейчас. Историческая достоверность их, как правило, подкрепляется тем, что в легендах фигурирует некий боярин Кучка, имя которого связывают с летописными Кучковичами – убийцами Андрея Боголюбского (об этом см.: [Кривошеев 2003а]). Впервые в научный оборот предания о начале Москвы ввел в середине XIX в. И. Д. Беляев [Беляев 1868].
В статье «Сказания о начале Москвы» он приходит к выводу, что до появления первых князей в середине XII в. здешним краем управляли «богатейшие и сильнейшие» земледельцы, «старинные земские бояре», «древние колонисты новгородские», принадлежащие к родам, пришедшим сюда из Новгорода еще до приглашения Рюрика. При появлении здесь князей (начиная с Юрия Долгорукого) на их «стеснения и новости» «самовластные владыки» – земские бояре – «отвечали или глухим неповиновением, или явным сопротивлением» князю. Сопротивление было тем больше, чем далее край был удален от Новгорода и других княжеских центров, «и конечно, в самой сильной степени должна была развиться надменность и своеволие земских бояр в глуши, на границах здешнего края с Рязанскою землею». «К числу таковых-то самовластных земских бояр принадлежал и боярин Степан Иванович Кучка, или, по крайней мере, в Кучке народное предание воплотило идею самовластия, независимости и надменности здешних земских бояр – старожилов» [Беляев 1868: 15–17].
Как видим, стержнем построений И. Д. Беляева явилась колонизационная теория заселения северо-восточного края из Новгорода с его боярством во главе, ставшим и здесь крупным землевладельцем и вершителем судеб края.
Современные исторические и археологические исследования рисуют весьма сложную картину колонизации Волго-Окского междуречья. В нем принимали участие различные славянские племена, а не только ильменские славяне. При этом опорными пунктами при расселении становились торгово-ремесленные поселения. Сельские поселения появляются только с XI в. и имеют небольшие размеры [Дубов 1982: 44–45, 59–61 и др.]. Территория же, граничащая с Рязанским краем, издавна осваивалась славянским племенем вятичей, сохранявшим архаические порядки еще в XII в. Новгородской колонизации земля вятичей подвержена не была.
Сложным является вопрос о земских боярах северо-восточного края. Несмотря на резкую критику ряда ученых[1], версия о существовании земского боярства дожила до нашего времени. Историографическая традиция сильного и могущественного земского боярства северо-восточных земель, противостоящего (и успешно) князьям, была воспринята и развита в советской исторической литературе. Социальными предвестниками земских бояр историки стали считать известных по летописным сообщениям 1024 и 1071 гг. «старую чадь» и «лучших жен» («мужей») [Известия ГАИМК: 272; Лимонов 1967: 84; Кизилов 1970: 7–8; и др.].
Обратимся к источникам. В летописях никаких указаний о земских боярах нет, это отмечают все историки: и сторонники этой версии, и противники. И. Д. Беляев для своих построений использовал, как мы уже отмечали, два легендарных сказания о начале Москвы, записанных в XVI–XVII вв: «Повесть о зачале Москвы» и «Сказание об убиении Даниила Суздальского и о начале Москвы». Их текст в XX в. подвергся основательным источниковедческим, текстологическим и литературоведческим исследованиям. С. К. Шамбинаго, М. Н. Тихомиров, М. А. Салмина скрупулезно изучали их источники, возможное их написание и т. д.[2] [Шамбинаго 1936; Тихомиров 1947: 11–16; Тихомиров 1950; Салмина 1964; Топоров 1982: 42, 44–46].
Вначале рассмотрим известия «Повести о зачале Москвы». Первый вид – а всего их, по классификации М. А. Салминой, четыре – является древнейшим [Салмина 1964: 42]. В нем интересующий нас текст звучит так: «Сими же селы владущу тогда боярину некоему, боярину сущу, зовому Кучку Иванову» (в дальнейшем в тексте еще раз упоминаются «оный боярин» и «оные села»). Последующие по времени составления виды, зависимые от древнейшего, распространяют и изменяют это предложение. Второй вид: «сими местами и селы в то время владеющу некоему вельможному властителю, боярину богату и славну зело, зовому имянем Степан Иванович, прозванном Кучка…». В третьем виде села называются уже «великими», а в четвертом – уже «села красные», владельцем которых является «болярин Стефан Иванович» по прозвищу Кучка, «зело богат сущу»[3].
В другом источнике цикла – «Сказании об убиении Даниила Суздальского и о начале Москвы» – эта фраза звучит
И. Е. Забелин ставил статью И. Д. Беляева в ряд «печатных домышлений» наряду с сочинениями о начале Москвы Татищева и Сумарокова. Не без иронии он писал: «Подобные, уже от учености, сказания продолжались и в новейшее время. Беляев по поводу… старых сказаний представил целую обстоятельную не малого объема повесть “О борьбе земских бояр с княжеской властию”» [Забелин 1905: 38–47]. См. также: [Платонов 1903: 103; Пресняков 1909: 202; Пресняков 1918: 33–34].
В целом считаем должным присоединиться к выводам М. А. Салминой, которая на основе комплексного источниковедческого исследования сделала аргументированное заключение, что «повести эти – памятники чисто литературные. Исторические сведения о построении Москвы дают нам летописи… В повестях о начале Москвы излагается легендарная история основания столицы, расцвеченная целым рядом вымышленных подробностей» [Салмина 1964: 3].
М. А. Салмина предполагает, что «села красные» четвертого вида являются заимствованием из «Сказания о начале Москвы» [Салмина 1964: 32].