Часы Цубриггена. Безликий. Елена Граменицкая
разлилась слезами.
А мне вдруг стало легко, я улыбнулась и тут же хлопнула себя по губам – неуместно сейчас улыбаться!
– Забирайте так. Пусть ваш сын порадуется.
Я открыла витрину и сняла старинную марионетку с гвоздика, без всякого сожаления разлучила сладкую парочку: Пиноккио и Кота.
– Попрощайтесь, уважаемые синьоры. Один из вас отправляется на подвиг. Сейчас я положу его в подарочную коробочку, – сказала я Ирине.
– Но я так не могу, – та вдруг запротестовала.
– А как по- другому? Просто забирайте, и дай Бог вашему сыну здоровья.
– Как мне благодарить вас? Я не ожидала. Мне очень неудобно.
Но сопротивлялась она недолго.
Перевязав коробку атласной лентой, я оставила ее на прилавке и сказала гостье:
– Мы все-таки попьем чаю и поговорим. Вы верите в чудеса? Это хорошо. Это очень важно. Потому что у меня есть еще кое-что для вашего сына.
Спустя час Ирина, подхватив подмышку коробку, покинула наш дом. Она направилась быстрым шагом в сторону Смоленской площади, к метро.
Я обернулась на скрип инвалидной коляски. Вениамин подъехал к окну и попытался разглядеть спешащую к больному ребенку женщину. Темный плащ и дурацкая косынка быстро затерялись за спинами прохожих.
– Ты правильно поступила, Розочка. Хотя я никогда не верил в этот фокус с часами, – сказал Вениамин
– Не знаю, не знаю, – в моем голосе прозвучало сомнение, – поможет ли? Тут главное – именно верить!
Я спохватилась, но было уже поздно. Женщина в косынке давно исчезла из поля зрения.
– Веня, беда! Я забыла сказать ей про зеркала!
– Так она будет просить не для себя, а для сына. Не беспокойся, Розочка, – ответил мне Вениамин.
– То есть, ты отдала ей часы ради спасения ребенка, но, тем не менее, часы опять у тебя, – сказала Серафима.
Роза Альбертовна криво усмехнулась.
– Да, к нашему величайшему изумлению и сожалению, история эта имела продолжение. Часы к нам вернулись уже на следующий день. Я сначала ее не узнала, да и никто бы не узнал в одетой с иголочки, седой, совершенно безумной женщине вчерашнюю убитую горем мать. Было, отчего сойти с ума, за одну ночь бедняга прибавила более десятка лет. Ирина билась в истерике, грозилась подать на нас в суд. Умоляла ее «расколдовать». Но я ничем не могла ей помочь. Я вообще ничего не понимала. Волшебство не подействовало. Часы не спасли ребенка и сильно навредили матери. Как изменить содеянное? Я не знала обратного заговора.
Поняв, что ничего от меня не добьется, Ирина чертыхнулась, шарахнула часы об пол и ушла. Пришлось отдавать их в ремонт, секундную стрелку припаивать, поправлять корпус. Часовщик знал свое дело, он немного отмыл циферблат, почистил механизм, хотел поменять маятник и анкер, но я не разрешила. Хотя зря. Теперь они, скорее всего, бесполезные!
Серафима пригубила чай, закрыв глаза, она складывала недостающие кусочки мозаики.
Рассказанная