Осколки фамилии. Eugenia Eon
кто и будет сражен демоном алкоголя, так это Харви. И каждый раз, когда папа приходил домой, Харви просыпалась и лежала в нервном напряжении, пытаясь уловить по издаваемому шуму из коридора направление мыслей отца. И подбирая в голове слова, которые, возможно, могли бы прорваться в сознание отца сквозь пелену его слабостей и остановили бы уже занесенную с ножом руку. Мама же лежала рядом и мирно спала, окутанная заботой Харви. Ее лицо во сне всегда было таким спокойным и умиротворенным, она была прекрасна, словно лесная фея. С этими мыслями Харви и подошла к маме, села рядом на пол и с нежностью, на которую способен только собственный ребенок, обняла и прижала ее к себе.
Мама плакала у Харви на плече, та ее успокаивала, гладила по плечам, рукам – там, где нет ушибов. После получаса таких лечащих объятий мама начала собираться с Харви в театр на «замечательный» спектакль. Куда исчез папа, Харви не помнила, но дома его более не было. Мама надела прекрасное платье, уложила волосы, нанесла макияж, собрала сумку и не дала Харви никакого объяснения всему тому, что произошло. Мама улыбалась и вела Харви на спектакль. Спектакль оказался прекрасен, только вот невозможно было его смотреть, потому что отчаянно хотелось плакать или просто забыть, что все это было наяву. После спектакля мама и Харви отправились жить к бабушке, там же спустя неделю встретили семилетие Харви. Праздник был сплошным комом в горле, яростной схваткой со слезами, которые уже почти лились из глаз. И так же спустя еще несколько дней без каких-либо объяснений мама с Харви вернулись домой.
Как быть, если создан жить счастливым, но обстоятельства таковы, что счастье то впихивается в тебя немыслимым давлением, то отступает настолько далеко, что, кажется, больше никогда не настанет? Театр в жизни и театр на сцене все время перемешивались, провести грань становилось от раза к разу сложнее. Сдерживая свои истинные порывы в попытках угодить, не поспевая за эмоциональными скачками родителей и все же зная – что-то идет не так, Харви иногда думала, что она сходит с ума. Харви, как это часто бывает с детьми – жертвами эмоционального насилия, – просто забывала многие вещи или в собственной голове переворачивала все с ног на голову. И сейчас, спустя столько лет, ей так сложно понять, что есть правда, что ложь, что хорошо, а что плохо, как надо действовать в действительности.
Во время скандалов, крика, шума Харви становилось очень холодно, ноги и руки леденели, вся одежда будто становилась сырой, ноги ватными. Тогда Харви садилась на пол, забивалась под стол и, подтянув колени, роняла в них голову и закрывала ее сверху руками. Харви испытывала страх, неуверенность, ей начинало казаться, что она пленница в жуткой камере. Минуты капали, разбиваясь о каменный пол, а сердце царапал лед. Но затем скандал стихал, и стремление к человеческому теплу пересиливало страх Харви, она освобождалась из своего заточения и очень осторожно, почти