Анастасия. Вся нежность века (сборник). Наталия Бирчакова
Степка где?
Мужик огрызается:
– Где, где! Забрали вашего Степана в Красную Армию, на передовую, понял? Теперь у нас туточки везде, куда ни кинь, – передовая. Это ты тут на господских харчах брюхо ро́стишь. А ему отдуваться теперь за всех.
После паузы мужик оглядывается по сторонам:
– Ну, че, показывайте, куда тут харч заносить!
– А солонину привез? – солдат заглядывает под рогожу.
– Привез, привез. Да осторожно, не балуй. Бери вон мешок с хлебом. Остальное я сам возьму. Там молоко еще теплое, парное, для барышень велели. Куда нести, говорю?
Берет пару огромных крынок под каждую руку, заходит в дом. Дверь, за которой проводил свое совещание Юровский, уже плотно прикрыта.
Мужик поднимается с крынками по лестнице. Шумно потоптавшись у порога, но без всякого стука заходит в комнату, где вдоль стен стоят две убранные белыми пикейными одеялами, простые, но нарядные своей белизной кровати. Николай стоит у окна, упирающегося в глухой забор. Окно густо забрано грубой решеткой. Сумрачно, но электричества еще не зажигают. В комнате кроме царя – Анастасия и еще старшая княжна Ольга. У ее ног та самая пушистая беленькая собачка, теперь на ней тщательно вывязан пышный розовый бант. Княжна что-то шьет и быстро прячет шитье от мужика.
– Слышь, хозяин, тут молоко для твоих барышень, куда его? – Мужик шумно сопит и переминается у порога.
Николай оборачивается на голос. Он впервые без фуражки, и теперь видно, что царь совершенно седой.
– Молоко, говорю, куда?
Старшая княжна встает, показывает на рабочий столик:
– Ставьте, пожалуйста, пока сюда.
– Мне крынки вернуть надо, у нас с этим строго, – с его ног на ковер отваливается старая присохшая грязь. С дурацкой шапки и поддевки сыплется на пол приставшая в телеге солома. Он нарочито неловко ставит кувшин на край. Заметно, что руки у мужика тонкие, холеные. Кувшин какое-то мгновение балансирует на краю стола и падает, разбивается. Молоко заливает потертый ковер. Никто даже не смотрит на ковер и льющееся молоко. Все глядят на большого шумного мужика. Робко подходит собачка, пытается лизать молоко из черепка. Мужик в упор смотрит на царя.
– Там еще в санях харч есть. Пусть подсобит какая. Хоть эта! – грубо хватает Анастасию за руку. Она вырывается. Мужик держит крепко:
– Не балуй. У меня не сорвешься!
Тут вдруг чистым ясным звуком откуда-то из-под поддевки играет знакомую мелодию брегет. Царь вскидывает голову, всматривается в мужика. И тотчас начинают бить комнатные часы.
Мужик со вздохом обращается к царю:
– Пора, Николай Александрович…
Николай бессильно опускается на стул, прикрывает рукой глаза.
– Да, понимаю, понимаю…
Анастасия по-французски, почти шепотом:
– Папа, что это такое? Чего он хочет? Я скорее умру!
Мужик, не отпуская руку:
– Не наклика́й, идем скорее. Пора.
Снизу слышится солдатский гогот, бряцание оружия,