Английский для смелых. Истории о духах и привидениях / Great Ghost Stories. Отсутствует
from my father of such urgency that in compliance with its unexplained demand I left at once for home. At the railway station in Nashville a distant relative awaited me to apprise me of the reason for my recall: my mother had been barbarously murdered – why and by whom none could conjecture, but the circumstances were these:
My father had gone to Nashville, intending to return the next afternoon. Something prevented his accomplishing the business in hand, so he returned on the same night, arriving just before the dawn. In his testimony before the coroner he explained that having no latchkey and not caring to disturb the sleeping servants, he had, with no clearly defined intention, gone round to the rear of the house. As he turned an angle of the building, he heard a sound as of a door gently closed, and saw in the darkness, indistinctly, the figure of a man, which instantly disappeared among the trees of the lawn. A hasty pursuit and brief search of the grounds in the belief that the trespasser was some one secretly visiting a servant proving fruitless, he entered at the unlocked door and mounted the stairs to my mother’s chamber. Its door was open, and stepping into black darkness he fell headlong over some heavy object on the floor. I may spare myself the details; it was my poor mother, dead of strangulation by human hands!
Nothing had been taken from the house (в доме ничего не пропало: «ничего не было взято из дома»), the servants had heard no sound (слуги ничего не слышали: «не слышали никакого звука»), and excepting those terrible finger-marks upon the dead woman’s throat (и за исключением тех ужасных отпечатков пальцев на горле = на шее мертвой женщины) – dear God! that I might forget them (Господи Боже мой: «дорогой Бог», если бы я мог их забыть)! – no trace of the assassin was ever found (никаких следов убийцы так и не было обнаружено).
I gave up my studies and remained with my father (я бросил свою учебу и остался со своим отцом; to give up – оставить, отказаться; бросить /что-либо/), who, naturally, was greatly changed (который, естественно, сильно переменился). Always of a sedate, taciturn disposition (/будучи/ всегда спокойного, молчаливого характера; sedate – спокойный, степенный, уравновешенный; disposition – нрав, характер), he now fell into so deep a dejection that nothing could hold his attention (он теперь впал в такое глубокое уныние, что ничто не могло удержать его внимания; dejection – сход, сошествие /вниз чего-либо/; упадок сил, подавленное настроение, уныние), yet anything – a footfall, the sudden closing of a door – aroused in him a fitful interest (и в то же время что угодно – шаги, внезапно закрытая дверь: «внезапное закрывание двери» – вызывало у него болезненный интерес; foot-fall = footfall – звук шагов; foot – ступня; to fall – падать, опускаться; to arouse – будить, пробуждать, возбуждать; fitful – судорожный; порывистый; fit – припадок); one might have called it an apprehension (кто-то бы даже назвал это манией преследования; apprehension – опасение; мрачное предчувствие). At any small surprise of the senses he would start visibly and sometimes turn pale (при любом малейшем внезапном чувственном восприятии: «при любой маленькой неожиданности чувств» он заметно вздрагивал и иногда бледнел; visibly – видимо, заметно, явно), then relapse into a melancholy apathy deeper than before (а затем вновь погружался в еще более глубокую меланхоличную апатию: «в меланхоличную апатию глубже, чем до того»; to relapse – снова впадать /в какое-либо состояние/). I suppose he was what is called a ‘nervous wreck’ (полагаю, он дошел тогда, что называется, до полного нервного истощения; wreck – развалина). As to me, I was younger then than now – there is much in that (что касается меня, тогда я был моложе, чем сейчас – а это многое значит: «в этом многое есть»). Youth is Gilead (молодость – это Галаад[13]), in which is balm for every wound (где есть бальзам для каждой раны). Ah, that I might again dwell in that enchanted land (ах, если бы я вновь мог обитать в этой зачарованной стране)! Unacquainted with grief, I knew not how to appraise my bereavement (незнакомый с горем, я не знал, с чем соотнести мою утрату; to appraise – оценивать, расценивать, производить оценку; bereavement – тяжелая утрата; to bereave – лишать, отнимать, отбирать); I could not rightly estimate the strength of the stroke (я не мог полностью осознать: «правильно оценить» силу удара).
I gave up my studies and remained with my father, who, naturally, was greatly changed. Always of a sedate, taciturn disposition, he now fell into so deep a dejection that nothing could hold his attention, yet anything – a footfall, the sudden closing of a door – aroused in him a fitful interest; one might have called it an apprehension. At any small surprise of the senses he would start visibly and sometimes turn pale, then relapse into a melancholy apathy deeper than before. I suppose he was what is called a ‘nervous wreck.’ As to me, I was younger then than now – there is much in that. Youth is Gilead, in which is balm for every wound. Ah, that I might again dwell in that enchanted land! Unacquainted with grief, I knew not how to appraise my bereavement;
Галаад (также Гилеад) – область Израиля. В ветхозаветные времена Галаадом называлась большая область к востоку от реки Иордан и к северу от Мертвого моря, знаменитая так называемым галаадским бальзамом – смесью из смолы и пряностей, которую использовали для заживления ран.