Бродяги Севера (сборник). Джеймс Кервуд
маленький уголок, он должен будет сражаться так, как сражались вот эти волчица и две совы.
В Ниве же процесс дедукции совершился совсем иначе. Его порода не была предназначена природой для драк, за исключением разве тех редких случаев, когда медведи ссорились между собой. Она не создала для медведей обычая питаться исключительно животной пищей, и другие животные не охотились на них. Кроме того, ведь не виноват же он был в том, что появился на свет медведем! Ни одно живое существо во всей округе, где он родился, не было достаточно сильно, ни в единственном числе, ни в группах, чтобы свалить взрослого черного медведя в открытой борьбе. Поэтому Нива ровно ничего не знал о таких сражениях, как трагедия волчицы и сов. Пожалуй, его преимуществом являлась колоссальная осторожность; теперь же его главным интересом было то, чтобы никакие волчицы и совы больше не прикасались к остову оленя. Он принадлежал ему, и на костях у него все-таки кое-что еще оставалось.
Широко открыв свои кругленькие глазки в ожидании какой-нибудь новой неприятности, он постарался поскорее скрыться в укромное местечко, тогда как Мики принялся за обследование поля сражения. От трупа совы он перешел к костяку оленя, а от него направился по следу волчицы, все время обнюхивая его, к тем кустам, куда она скрылась. У их опушки он набрел на вторую сову. Он не пошел дальше и возвратился к Ниве, который за это время решил, что опасаться больше нечего, и вышел из своей засады.
Наступила светлая звездная ночь, и всю ее оба они почти что не спали, а все вздрагивали и прислушивались. А на самом рассвете они сошли к костяку и поели. И так день потянулся за днем, и ночь последовала за ночью, и мясо и кровь оленя вливали в Ниву и Мики силу и рост, и они быстро развивались. Уже на четвертые сутки Нива стал таким толстым и гладким, что весил вдвое больше, чем тогда, когда свалился с лодки в воду. Мики тоже стал полнеть. Теперь уже нельзя было сосчитать все его ребра с далекого расстояния. Грудь его развилась, ноги потеряли свою угловатость. Практика на костях оленя развила ему челюсти. По мере своего развития он все меньше и меньше стал чувствовать в себе прежнее ребяческое желание поиграть и все больше и больше стал проявлять беспокойное стремление к охоте. В одну из ночей он опять услышал вой гнавшихся за кем-то волков и почувствовал в нем что-то дикое, влекшее его к себе и заставившее его испытывать в себе какую-то странную дрожь.
Нива, тучность, добродушие и самодовольство были синонимами. Пока около него был достаточный запас еды, он не испытывал никаких искушений уйти с этого места. Два или три раза в день он спускался к ручью; каждое утро и вечер, в особенности во время захода солнца, он забавлялся тем, что скатывался вниз по откосу. Вдобавок к этому каждый день после обеда он усвоил себе привычку спать на ветвях сосны. А так как Мики не испытывал ни желания, ни спортивного чувства к тому, чтобы тоже скатываться с горы вниз, и так как не умел взбираться на деревья, то он и стал проводить больше и больше времени в рекогносцировках.