Бродяги Севера (сборник). Джеймс Кервуд
Казан бросился к выходу из палатки. Да, это был его хозяин, костер осветил его, и в его руке Казан увидел дубину. Он шел медленно, чуть не падая на каждом шагу, и все лицо у него было в крови. Но все-таки в руке у него была дубина! Он опять начнет колотить ею собаку и сильно изобьет ее за то, что она покончила с Мак-Криди; и Казан тихонько прополз под полою палатки и убежал в тень. Из своей засады под ветвями ели он смотрел на палатку, и низкий вой любви и в то же время и горя вырвался вдруг из его горла и быстро замер. Теперь уж они будут его бить всегда и именно за это. Даже она будет его бить. Они будут гнать его от себя и отколотят его тотчас же, как только его найдут.
И он повернул свою волчью голову от огня к глубине леса. Там не было для него ни дубин, ни визга плетей. Там они не найдут его никогда.
Некоторое время он колебался. А затем так же тихонько, как и те дикие звери, от которых он происходил, он выскочил из своей засады и утонул во мраке ночи.
Глава IV
Свобода от рабства
Верхушки сосен шумели от набегавшего на них ветра, когда Казан окунулся в таинственную темноту леса. Целые часы он все-таки пролежал невдалеке от места стоянки, уставившись красными, сверкавшими глазами в палатку, в которой еще так недавно произошло такое ужасное событие.
Теперь он знал, что такое смерть. Он мог бы объяснить это даже лучше, чем человек. Он мог обонять ее в воздухе и чуял, что смерть витала вокруг него и что именно он был ее причиной. Он лежал на глубоком снегу прямо на животе и дрожал, и три четверти его, составлявшие в нем собаку, скулили от невыносимого горя, тогда как одна четверть, бывшая в нем от волка, заставляла его с угрозой оскаливать зубы и зажигала его глаза пламенем мести.
Три раза его хозяин выходил из палатки и громко его звал:
– Казан! Казан! Казан!
Три раза и молодая женщина выходила вместе с ним. При свете костра Казан мог видеть ее светлые волосы, развевавшиеся вокруг нее, как и в то время, когда он только что вбежал в палатку и загрыз человека. В глазах ее все еще светился ужас и лицо было бледно, как снег. И во второй, и в третий раз она тоже кричала:
– Казан! Казан! Казан!
И вся та часть его, которая составляла в нем собаку, а не волка, дрожала от радости при звуке ее голоса, и он даже был готов подползти к ней, чтобы его избили. Но страх перед дубиной все-таки оказался сильнее, и он час за часом отползал все дальше и дальше назад, пока наконец в палатке не водворилось молчание и не перестали двигаться тени и пока самый огонь в костре не погас.
Осторожно он вышел из своей засады и, все еще на животе, пополз к нагруженным саням и к тому, что осталось от погасшего костра. За санями в тени от деревьев лежал труп человека, которого он загрыз, покрытый войлоком. Торп, его хозяин, оттащил покойника сюда.
Казан лег носом к горячим угольям и, вытянув морду между передними лапами, уставился глазами прямо на вход в палатку. Он решил бодрствовать, наблюдать и быть готовым тотчас же бежать в лес, как только в ней возникнет хоть какое-нибудь