.
тела. Оба малыша дышали ровно. Джейми обнимал брата одной рукой. Я в страхе протянула к нему ладонь. Мои пальцы коснулись нежной кожи. Слава Богу, лоб был прохладен.
– Спасибо, – пробормотала я. – Господи, спасибо.
Крысиный мор
Шли недели, наступила осень – не припомню, чтобы в сентябре хоть раз была такая чудесная погода. Кому-то наш холмистый край покажется унылым, и я могу это понять: земля вся изрыта горняками, среди пустошей, словно виселицы, стоят деревянные вороты, а бледно-розовые заросли вереска рассекают кротовины отвалов. Наша природа не ослепляет. У нас один яркий цвет – зеленый, зато во множестве оттенков: изумрудный бархат мхов, темная блестящая путаница плющей, а по весне сияющая зелень молодой травы. В остальном местность эта соткана из серых лоскутков. Белесо-серая нагота известняка, более теплые, охристо-серые отложения песчаника, из которого выстроены наши дома. Серый купол неба и белогрудые облака, наползающие на взгорья, – кажется, если привстать на цыпочки, можно зарыться руками в их мягкость.
Но те первые недели осени, вопреки обыкновению, были залиты солнечным светом. Дни стояли ясные, воздух был сухой и теплый, ни намека на заморозки. Джейми с Томом не хворали, и я так этому радовалась, что каждый день был как праздник. Джейми, правда, приуныл, тоскуя по своему сердечному другу мистеру Викарсу. Сказать по правде, даже гибель родного отца он перенес легче, ведь обыкновенно, когда Сэм возвращался с выработки, Джейми уже спал, и они проводили вместе не так уж много времени. Что до мистера Викарса, за те короткие месяцы, что он прожил под нашей крышей, он стал незаменим. Его смерть оставила в нашей жизни прореху, которую я старалась заполнить, превращая каждодневные хлопоты в игру, чтобы Джейми не так остро ощущал утрату.
После дневных трудов я ходила на пастбище – убедиться, что ни одна овца не угодила копытом в нору и не запуталась в колючем кустарнике, а ягнята не отстали от маток. Я брала с собой Джейми, и по пути мы останавливались то у груды камней, то у дерева с дуплом, чтобы они поведали нам свои истории. Грибы, карабкавшиеся по упавшей ветке, в нашей сказке становились ступенями, что ведут в жилище фейри, а шляпка от желудя – чашей, оставшейся после пира лесных мышей.
Поголовье у нас небольшое, всего двадцать одна овца. Я сразу взяла за правило пускать на мясо всякую самку, показавшую себя нерадивой матерью, и, если погода была добрая, окот всегда проходил легко. Минувшей весной стадо уже давало приплод, и чего я точно не ожидала увидеть, так это суягную матку. Она лежала на боку, в тени рябины с краснеющей наперекор жаркой погоде листвой. Вывалив язык, матка пыхтела и тужилась. Я уложила Тома на поросшую клевером лужайку и опустилась на колени возле овцы. Джейми стоял у меня за спиной, наблюдая, как я просовываю руку внутрь, чтобы все там немного растянуть. Я нащупала пуговку носа и твердь одного копытца, но хорошенько обхватить его никак не удавалось.
– Мам, дай я тебе помогу! – предложил Джейми.
Взглянув на его крошечные пальчики, я согласилась и усадила его