Авиаторы света. Татьяна Щеглова
ограде», каждый старался сказать темнокожей девочке в русском цветастом платочке доброе слово, сунуть мимоходом в её ладошку пряник, конфету. И когда юная мама трудилась на кухне, то свободные от послушания бабульки нянчились с девочкой, как со своей внучкой, рассказывали сказки и водили гулять…
Полюбила старенькую Александру Ивановну, которая, несмотря на возраст, каждый раз старалась взять на себя больше работы и не позволяла себе присесть во время церковных служб. И конечно, часто вспоминаю и бесконечно благодарна моей наставнице Марии, худенькой поварихе из трапезной – с её бесконечным терпением и протяжным белорусским говором. Сама не зная того, на время пребывания в монастыре она стала моим воспитателем. («Духовных бесед надо убегать, – в самом начале знакомства сказала она, – это даже монахиням и послушницам не дозволено, не то что нам, грешным, только батюшки просвещают духовно»). Я старалась не задавать лишних вопросов. Мы просто ежедневно трудились на кухне, а после читали молитвы. На утренних службах, глядя на её смирение и обильные слезы – Мария исповедовалась и причащалась ежедневно, подолгу, и казалось, не будет конца её бесконечному перечислению грехов, не закончатся слёзы, сотрясающие маленькую хрупкую фигурку, – я каждый раз понимала, насколько я духовно ниже неё и вряд ли когда-нибудь дорасту до её понимания духовного мира.
Мария жила в монастыре уже семь лет, но по-прежнему считала, что не в праве претендовать даже стать рясофорной инокиней, не то что мантийной монахиней, оставалась кандидатом на роль послушницы.
Глядя на её огромные, в пол-лица голубые глаза, всё ещё красивые, несмотря на тяжёлую работу, аристократичные руки и согбенную фигурку в плоских стоптанных туфлях – лицо и натруженные руки вступали в противоречие и не сходились по возрасту, – я невольно сравнивала её с некоторыми проплывающими мимо меня, будто ангелы, монахинями – с их белоснежными бесстрастными лицами, отглаженным облачением и продуманной обувью на удобных колодках.
Прости мне, Господи, эти сравнения! На службах они пели возвышенными «небесными» голосами, и вряд ли кому могло прийти в голову их о чём-то спросить, это показалось бы кощунством. В храме мирские и монахини сидели раздельно, по разные стороны, скамеечки для монахинь размещались справа, а для прихожан и трудников – слева. Скорее всего, молитвы мирян не всегда были столь бесстрастны, как предписывает наша Церковь, зато очень искренни. Иисусов Крест закровоточил в этом Храме именно с левой, «мирской» стороны…
Вернувшись домой, я тем же вечером написала матушке Алипии письмо о том, что о многом подумала и хочу уйти из «Липконцерта», и вот что она ответила:
10 октября 20… г., 1:05 пользователь м. Алипия <mail.ru> написал:
Дорогая Тата!
Насилие, в том числе и профессиональное, на работе – это то, от чего Господь всегда ограждает человека. Если в человеке подавляется не его воля, а душевный мир, как в твоем случае, тогда это ложь во смирение и надо менять окружение.