Зеркала. Мария Николаевна Покусаева
и пренебрежения. Что-то мне объяснять, кажется, никто не торопился. Удерживать, видимо, тоже.
Я вздернула подбородок, храбрясь, подошла ближе – и поставила канделябр на стол.
– Ладно, – сказала я и пожала плечами, стараясь не выдать ни страха, ни восхищения, ни удивления – рубашка на этом молчаливом товарище была слишком уж старомодная, словно он вернулся с готской тусовки или сбежал с репетиции какого-нибудь “Гамлета”. – Если ты не хочешь говорить, то я, пожалуй, пойду. Дверь закрыть не забудь!
Надеюсь, хоть район окажется знакомым.
Он наклонил голову на другой бок и улыбнулся чуть шире – и не менее криво. К пренебрежению и любопытству в его взгляде добавилось что-то новое, похожее на ехидное ожидание.
«Ну-ну, – говорил этот взгляд. – Давай попробуй».
Я поджала губы и попробовала.
Положила ладонь на дверную ручку.
– Не получится, – раздался за спиной чуть хриплый, прохладный голос.
– Что, прости? – не без ехидства спросила я, толкая дверь.
Не получилось.
– Доброе утро, – сказала она.
Хрипло, словно за пару часов без сознания разучилась говорить.
Кондор выпрямился и зевнул, для приличия прикрыв рот ладонью. И только после этого, кажется, действительно проснулся.
Девица так и стояла у двери, не двигаясь с места, и смотрела на него, следила за каждым движением настороженно и сердито. И боялась, сжимая в руках тяжелый канделябр. «Может быть, – подумал Кондор, убирая волосы со лба, – еще сама не понимала, как сильно боится».
Две свечи уже погасли, одна – когда ей полагалось, вторая – только что от неловкого движения девицы. Хорошо, что не уронила, и на том спасибо.
На ней была одежда, казавшаяся выцветшей и потертой. Темная, неприметная. Не такая, которую здесь полагалось носить кому-то вроде нее. Пожалуй, если не присматриваться, если скользнуть по этой конкретной девушке взглядом, как по чему-то малозначимому, то и не поймешь, кто перед тобой – маленькая женщина, растрепанная и напуганная, или юноша в странной одежде, тоже напуганный и тоже растрепанный.
Она вздрогнула и поудобнее перехватила канделябр, словно планировала защищаться им от чудовищ и теней, которых Кондор, как полагается злому чародею, должен был на нее натравить, но с места пока не сдвинулась. Ее взгляд был прямым и, несмотря на страх, цепким и любопытным. Кондор подумал, что его давно не рассматривали так жадно и пристально, с плохо скрываемым восхищением, совершенно искренним и, кажется, бескорыстным.
– Я дико извиняюсь. – Голос девицы, как Кондор не без неприятного для себя триумфа отметил, хотя уже и не был хриплым, но чуть заметно дрожал. – Не могу вспомнить ничего из вчерашнего вообще. Может, ты просто дашь мне адрес, я вызову такси и свалю, пока мне не пришлось краснеть за свои подвиги?
Как именно работало заклинание, которое ломало языковой барьер, заставляя девиц с той стороны неплохо понимать местный язык – и так же неплохо на нем изъясняться,