Белый олень. Часть 2. Стюардесса. Николай Александрович Юрконенко
ли тебе, что наш гражданский брак весьма затянулся? Как у нас все будет дальше, Сергей?
Он нашел её узкую горячую ладонь, приложил к лицу, нежно поцеловал:
– Когда-то я уже отвечал на подобный вопрос, а что из этого вышло – известно…
– Получается, обжегся на молоке, дуй на воду, так?
– Что-то вроде этого… – рассеянно произнёс он и, помедлив, спросил. – Ну, а твоя-то семья от чего распалась?
– Это долгая и банальная история, – тускло обронила Лариса.
– Я готов её послушать.
– Изволь, если хочешь. Только подживи костер, с ним как-то веселее.
Сергей поднялся, сгрёб веткой угли в кучу, они тотчас затеплились. Он положил на них несколько сучьев и первые робкие язычки пламени нехотя облизали хворост. Костер запылал, осветил небольшой круг, а тьма вокруг него сгустилась.
Сергей присел подле Ларисы, оперся спиной об удобно искривленный ствол берёзы. Девушка помолчала, собираясь с мыслями, отсвет костра сполохами освещал её опечаленное лицо. Потом заговорила, напряженно глядя в одну точку:
– До восемнадцати лет я, как цветок в оранжерее росла. Поздняя и единственная дочь – родители души во мне не чаяли, оберегали от всяческих бед и непонятно, правильно ли поступали? Может быть, нужно было пожестче воспитывать… Семья у нас была дружная, все отношение строились на уважении, честности, любви. Потом институт. На третьем курсе познакомилась с Виктором, он на спортфаке учился. И втрескалась студентка Лариса Швецова, что называется, по уши! И было от чего: красив, строен, как молодой Бог, мастер спорта по баскетболу. Год встречались, потом свадьба, а вскоре и госэкзамены. Я распределилась в городскую школу, Виктор остался преподавать в институте. Два года отработала, ушла в декретный отпуск. Родился сын и все, вроде бы, шло хорошо, жили у моих родителей, площадь позволяла. Да только стала я примечать, что мой суженый все чаще поздно домой заявляется. И причины всегда обоснованные: то занимался с отстающей группой, то тренировал сборную института, то еще что-нибудь… Дальше-больше: пить потихоньку начал, взял за привычку ночевать домой не приходить. Я кручусь, как заведенная: ребенок, ясли, школа, дом, магазины… Мама помогает, чем может, папа к тому времени уже умер от рака, а моему спортсмену горя мало – наслаждается жизнью. Постепенно меняться начал, звереть. Слово поперек скажешь, с кулаками набрасывается и зачастую – при сыне, пугал его тем самым. И стала я все чаще задумываться: а в чем, собственно, оно выражается, мое пресловутое женское счастье? В том, что рядом циничный и грубый мужлан? В том, что может швырнуть в лицо свои грязные носки или трусы – стирай! В том, что приползает пьянее грязи и еще требует ублажать ночами? Но утешала себя: это должно пройти, надо только потерпеть. И терпела из последних сил еще очень долго. Все о сыне думала, не о себе. Ленька подрастал, видел эти пьяные дебоши, и что самое страшное – стал бояться отца. А потом – итог. Приходят как-то раз ко мне возмущенные студентки-спортсменки из общежития и требуют: или я забираю пьяного вдрызг муженька, заснувшего в их комнате с какой-то там баскетболисткой,