Белый олень. Часть 2. Стюардесса. Николай Александрович Юрконенко
оперативную точку авиационно-химических работ. Осмотрел бытовые условия экипажа, пару раз слетал на «Антоне» за второго пилота, пощекотал нервы бреющим полетом, «попрыгал» через высоковольтную линию, пересекающую поле по диагонали, повиражил на низких разворотах, зашел на посадку и приземлил самолет на крошечную площадку-пятачок. Утирая с огненно-красного лица обильный пот, косовато глянул на командира экипажа и пробурчал:
– Работенка у вас, «химики», мать ее так… Сплошной стресс, а не полеты! – с этими словами подошел к своей персональной «Волге», достал пару бутылок дефицитной посольской водки, явно припасенной под шашлычок где-нибудь в пути, подозвал командира, второго пилота, авиатехника и моториста. – Нервишки поле'чите вечером… Но только чтобы завтра не то что летать, а даже рулить не смели, ясно?
На что, обалдевший от неожиданного счастья, пропахший аминной солью, экипаж рявкнул единой глоткой:
– Так точно, товарищ командир!
… Да-а-а, хорош был руководитель Виктор Максимович, тут уж ничего не скажешь. Поэтому и дела у авиаторов в ту пору шли весьма неплохо: самолетного и вертолетного топлива было – хоть залейся, авиатехники и запчастей – в полном достатке, летали помногу и от этого заработки имели солидные и стабильные. Но только взяли однажды командира под белы рученьки, да вывели в почетную отставку, присовокупив к этому Почетную грамоту да орден Трудового Красного Знамени. И опять данное событие, так или иначе, увязывали с именем господина Кожухова.
А, впрочем, оно и пора уже было— годы брали свое и старый воздушный волк, Максимыч, был далеко не тот, что прежде. И теперь не с двух, а всего с одной беленькой поллитровочки, самопроизвольно убирались «шасси» у престарелого командира.
Вот тогда-то и возник на горизонте новоявленный преемник, Владимир Дементьевич Кожухов, двухметровый вальяжный красавец с неуловимым, постоянно бегающим взглядом бархатистых светлых, чуточку женственных глаз, с холеными, не по-мужски узкими ладонями, с энергией, которая даже на расстоянии от него ощущается, с начинающей лысеть отчаянной головой, мыслям в которой – нет счету…
Сергея он встретил дружелюбно, крепко ти'снул его руку, широким жестом пригласил садиться. Устраиваясь в удобном кожаном кресле, тот присмотрелся к Кожухову. С тех пор, как они перестали близко общаться, тот сильно изменился, – весь стал уверенно-раскрепощенный, веселый, благодушный, такими всегда бывают неглупые и самолюбивые эгоисты.
– Ну, как жизнь-то, Сережа? – зашел директор издалека.
– Всяко… – неопределенно пробормотал пилот.
– Понятно. А на семейном фронте?
– Осматриваюсь, определяюсь…
– Ты вот что скажи: у тебя с этой стю'рой так… или серьезно?
– Или серьезно! – подчеркнуто повторил Сергей его слова и, нахмурившись, добавил. – И не стюра она, а стюардесса! Если точнее – бортпроводница.
– А что, хороша', хороша'! Видел я вас как-то вместе. Па'ра, ничего не скажешь!