Мозг вне возраста. Протоколы и свидетельства людей, победивших Альцгеймер. Дэйл Е. Бредесен
неврологом. Все специалисты отправляли к нему своих пациентов с «загадочными» случаями, потому что он умел думать и логически, и нестандартно. Он разработал лечение для МС (множественный, или рассеянный, склероз) и был пионером в профилактике инсульта. Он нашел новые методики облегчения боли, особенно при мигрени, потому что считал, что никто не должен страдать. Папа часто говорил мне: «Мне никогда не позволят выйти на пенсию». Многие люди нуждались в его помощи. Он верил: ты должен сделать все, что в твоей власти, лишь бы помочь другому, и поэтому не собирался прекращать свою практику. Но иногда он встречал пациентов, которым помочь было невозможно, как, например, тех, кто имел диагноз болезнь Альцгеймера. Когда такое происходило, он плакал.
Я всегда говорила, что не буду произносить речей у могилы отца, потому что нет таких слов, которые верно описали бы его. И, рассказывая о нем сейчас, я испытываю те же чувства. Поэтому я скажу только одно. Несмотря на занятость отца пациентами, он всегда был рядом со мной. Когда я стала старше и больше не жила в родительском доме, я могла позвонить ему по любому вопросу – серьезному или незначительному, в любое время дня и ночи, и он сразу же включался в ситуацию и мягко направлял меня. Не было лучше, чем мой папа, советчика по вопросам воспитания моих детей или преодолению любого кризиса. Он умел – я уверена в этом – еще и читать мои мысли и всегда точно понимал, что́ я чувствую, даже когда я не говорила ни слова. Из всего, что нас связывало, нас более всего объединяла любовь к собакам. Когда мне исполнилось 23 года, он подарил мне моего первого щенка Бруно, которого родила его собака. Первые восемь недель он кормил Бруно овсяными хлопьями, молоком и медом и носил его на руках. «Любовь, – говорил он мне, – вот что это значит».
Я не знаю, когда отец понял, что у него деменция, потому что мы никогда об этом не говорили. Но я думаю, что он все знал. Однажды, когда у него начала ухудшаться память, он заблудился, сидя за рулем. Он поехал в супермаркет и не возвращался в течение долгого времени. Посадив рядом дочь, я начала объезжать на машине окрестности, отчаянно надеясь найти его. Я помню, что наступил час пик и улицы были заполнены людьми и транспортом. Проезжая через перекресток, расположенный примерно в двадцати минутах езды от его дома, я с изумлением увидела, как мимо меня проехал отец. Я резко развернулась прямо посредине дороги, догнала его и посигналила, чтобы привлечь внимание. Он наконец выглянул из окна, посмотрел на меня и слабо улыбнулся. Я жестом показала, чтобы он ехал за мной домой, что он и сделал. Дома мы молча сидели на кухне. Потом я объяснила ему, что случилось, и сказала, что если бы я так же потерялась, то он, найдя меня, сразу бы описал мне «картину состояния моего мозга». Он посмотрел на меня и ясно и решительно сказал мне: «С тем, что сейчас у меня, никто ничего не может сделать». Он знал.
Но вот чего я не знаю, так это того, когда именно он впервые заметил у себя начало когнитивного упадка. Было ли это только после того, как он потерялся? Или на десять лет раньше, когда он перестал