Призрачный мир. Сборник фантастики. Олег Дивов
сказал Теленков.
С соседней машины ему дружно помахали руками.
Теленков огляделся, снова сказал «Ого!» – тут заметил Громыхало и вылупил глаза.
– А это что? – спросил он.
– Это наш десантник Громыхало, – объяснил Домешек. – Его никто не звал, он как-то сам прилип. Сидел на броне черт знает сколько боев подряд.
– Бедняга, – сказал Теленков. – Я бы помер.
– Да мы и так померли, – обрадовал его Саня. – Чего уж теперь волноваться.
– Это понятно. – Пашка слегка поморщился. – Я в переносном смысле. Делать-то что будем?
– Пока не знаю, – честно признался Саня.
– А наши дерутся…
Вдалеке грохотал бой. Наши прорвались к немецкой базе.
– Зимина сожгли! – Пашка дернулся было назад в машину.
И машина дернулась вместе с ним.
– Да погоди ты! Ну сожгли и сожгли, сколько он уже горел? Сто раз.
– Тоже верно, – согласился Теленков. – Просто неудобно как-то.
– Ты устал воевать, ты о госпитале мечтал, чего теперь здесь суетишься?
– Да не устал я, просто чувствовал, вот-вот убьют, а деваться некуда, – объяснил Теленков. – Нервишки разгулялись, вот я и ныл о том, как хорошо в госпитале…
– Отсюда точно деваться некуда, – сказал Саня. – Но и воевать не обязательно.
– Это ты не слышишь, как нас с тобой комбат матом кроет.
– Прекрасно слышу. Ну и что? Пашка, тут все неправильное, ненастоящее.
– И сами мы какие-то ненастоящие, – ввернул Домешек.
Теленков поглядел на него очень внимательно.
– Поэтому нас и в рай не пускают, – высказал Домешек то, о чем все побаивались говорить. – Да чего там, для нас даже в аду места нет!
– Бабушкины сказки, – отмахнулся Теленков.
– Все равно здесь война не взаправду, – убежденно сказал Саня.
– Так я и спрашиваю: делать-то чего?
– Давай ее похерим для начала, эту игрушечную войну. Наплевать, кто в нее играет, бог или дьявол. Похерим, а там видно будет.
Теленков пожал плечами.
– Толку-то…
– А вдруг, если мы упремся, игрушка сломается? – ляпнул Домешек.
– Во дураки-то! – сказал Бянкин с неким даже восхищением.
Уговорить Теленкова больше не воевать оказалось неожиданно трудно: очень он не хотел подводить комбата. Малешкин тоже не желал Беззубцеву никакого зла, просто был уверен: если всем вместе «упереться», что-то может произойти в этом понарошечном мире, от чего всем станет лучше, и комбату в первую очередь.
Легко поддался Зимин, которому надоело гореть. В прежней жизни его подбили только раз, зато с одного снаряда насмерть, и теперь «на картах» он любое попадание в свою машину переживал мучительно, все не мог привыкнуть.
Чегничка колебался. У него были какие-то идеи насчет всего происходящего, которыми он не спешил делиться. Кажется, он побаивался, что если проявлять свободу воли, то станет только хуже.
Комбат Беззубцев вообще не