Фаина Федоровна. Ирина Степановская
кстати, обошлось. Доктор потом и на перевязках так же хохотал, как на операции.
–Ну, вот, а вы боялись! Я же говорил: «Кто не рискует, тот не пьёт!» Заживает на вас всё отлично. Как на собаке. А вы вот трусили! А ещё ЛОР-врач. И не забыл я ничего у вас в животе. Очень нужно нам инструменты в животах у больных оставлять. Так инструментов никаких не напасешься…
Я ставлю машину на парковку, иду к подъезду для персонала. Моя больница или даже вообще вся система нашего здравоохранения напоминает мне большой конвейерный цех. Я сейчас не про оснащение этого цеха, не про приборы, не про лекарства.
По ленте конвейера едут разноцветные сломанные машинки. Муравьи – роботы в зелёных, голубых и розовых медицинских пижамах стоят вдоль конвейера и наблюдают за процессом. «Пижамы» знают, из чего состоят больные машинки и уже научились заменять кое-какие поломанные детальки. Но конвейер движется очень быстро, «пижамы» не успевают различить, какая деталь поломана. А самое главное, они не могут ничего сделать, чтобы детали не ломались вообще.
Какого цвета на этой неделе пижама у меня? Белая. С бирюзовыми полосками на карманах. Есть ещё на смену сиреневая и синяя.
На ленте машинки ловят фарами наши глаза, требуют внимания, они сердятся на нас, они кричат, что мы ничего не знаем, они бунтуют против нас, а тот, кто руководит контейнером, только ускоряет бег ленты. Скорее, пижамы! Скорее, чёрт вас возьми! Скорее!
А впереди и позади на ленте всё движутся и движутся очень-очень много поломанных машин. Кое-как справляясь с потоком, «муравьи-пижамы» могут исправить только самые заметные детали. Всё остальное – мимо, мимо. Скорей. Скорей. Конвейер не останавливается ни днём, ни ночью, а «пижамы» устают, хотят есть, пить, в туалет, спать под крышей и ездить на машинках. Уже на других. Настоящих. Таких, как у меня. Или даже лучше.
В дверях дежурный спрашивает у меня пропуск. В узком подъезде темно, фотографию всё равно не различить, к тому же все входящие стоят против света. Я хмыкаю. Кому нужна эта профанация? Но пропуск достаю. Дежурный даже не берёт его в руки, просто кивает. Я прячу пропуск обратно в сумку, иду к лифтам и поднимаюсь к себе, на шестой этаж. Вхожу в нашу с Дашей комнату. Ординаторской, как таковой, у нас уже давно нет. Мы сидим в комнатах по двое – дамы отдельно, мужики отдельно. Когда нашей заведующей нужно что-нибудь нам сказать, мы идём ненадолго к ней в кабинет, или она заходит к нам.
Даши сейчас в комнате нет, я вешаю куртку в шкаф, переодеваюсь (пижама действительно белая с бирюзовыми полосками на карманах, я ничего не перепутала). Хвала небесам, у меня ещё есть минутка выпить чашку кофе.
Мой телефон звонит, не переставая.
–Ольга Леонардовна! Не можете меня посмотреть? Приехала из отпуска и заболело горло…
–Ольга Леонардовна, у меня что-то в ухе подозрительно щелкает…
Я всем отвечаю:
–Приходите.
Это звонят знакомые, знакомые знакомых, и знакомые знакомых знакомых. В интернете я никакой рекламы не даю.
Да, всё правильно, я работаю в ЛОР-отделении и теперь на двери комнаты, в которой я сижу с молодой коллегой Дашей, прибита красивая табличка:
ГРИГОРЬЕВА